была нашей любимицей.
– Я давно пытаюсь что-то делать, – Лоти смотрит на меня. – Но мне не у кого учиться, и я не знаю, хорошо я это делаю или плохо. А как вы появились, стала мечтать – вот бы у Лугхада поучиться… Потому и на лестницу к вам бегала все время, но подойти боялась. Кстати, ты сказала – Мастера Ордена… это кто такие?
Я гляжу на щель между портьерами – она едва видна, на улице уже почти стемнело, – и понимаю, что сегодня я дома не ночую. Ничего, Он будет слишком поглощен своими глюками, чтобы чересчур беспокоиться обо мне, а я – сейчас я в первую очередь член Ордена, и во вторую, и в третью, и лишь в десятую – все остальное. И никогда в жизни не прощу себе, если вот прямо сейчас не загружу Лоти по программе-максимум! Такие самородки и в Городе-для-Всех на улице не валяются, а уж здесь, в Кармэле…
Нам постелили в комнате Лоти, на большой кровати, где можно было улечься вдвоем – но мы в эту ночь так и не легли. Лоти прихватила с собой гитару Сульвас, горя желанием показать мне все, что у нее есть, и… слава богам, что акустика в этом доме, как в хорошей студии звукозаписи! А что касается меня, я уже давно привыкла спать не по ночам, а с рассвета до полудня – живя с Ним, привыкнешь и не к такому.
Откуда, откуда это – в ней, здесь?
Когда за окнами проступает первая синева, я все-таки собираюсь домой. Лоти, естественно, сопровождает меня. По версии для слуг и остальных Последних – ради охраны, но я-то вижу, как горят от нетерпения ее глаза – еще немного, и она познакомится с самим загадочным Безумцем! На всякий случай предупреждаю ее о том, что мое истинное достоинство в Ордене при Нем упоминать никак не полагается – не время еще…
На улице зябко, плащ и покрывало плохо спасают от утренней свежести. По дороге наш разговор и не думает прекращаться, так что долгий путь до «замка ужаса» пролетает незамеченным. Лишь когда в створе переулка вырастают знакомые развалины, я понимаю, что все, пришли…
И тут Лоти вцепляется мне в плащ и выдыхает потрясенно:
– Ой… Ты только глянь…
Над городом встает ярко-розовый рассвет, зажегший пожар в тех окнах, где еще уцелело пыльное стекло. Этот же пожар полыхает и в большом квадратном проломе на башенке, хотя никакого стекла там давно нет… Там есть Лугхад, небрежно сидящий на подоконнике (третий этаж!) – одна нога согнута в колене, другая свисает вниз, упираясь в какую-то выбоину в камне. Его романтически растрепанные волосы – ну конечно, опять забыл причесаться! – костром полыхают в золотисто-розовом свете утра. На коленях Его гитара, и Он отрешенно перебирает ее струны, устремив взор даже не вдаль, а вовне. Застывшее прекрасное лицо без малейшего следа мысли или чувства, глаза, словно затянутые хрусталем – что видит Он сейчас, недоступное простым смертным?..
Причина хрустального взора стоит тут же, на подоконнике, еще полная на четверть.
– Десять лет расстрела через повешение, – непроизвольно вырывается у меня. – Без права переписывания!
– За что ты его так? Он же безумно прекрасен…
– Именно что безумно, трать-тарарать! – я оглядываюсь в поисках подходящего обломка кирпича. – Печальный демон, блинн, дух изгнанья! Только звезды на бледном челе не хватает, да еще гальки, пересыпаемой из одной обожженной ладони в другую! Ты думаешь, это он меня всю ночь ждет?
– А разве не так?
– Все может быть, но скорее всего, просто пребывает в трансе. Честное слово, иногда мне так хочется повесить этого романтического героя на ближайшем суку, чтоб душу не травил!
– Кажется, понимаю, – тихо произносит Лоти. – Рядом с ним невозможно находиться слишком долго – это как боль…
Я уже прицелилась в бутыль «Катшаангри» и отвожу руку для броска…
– Хэй!.. Менестрель!
В тени у стены дома стоит Китт, дочка матушки Маллен и сестра Ярта, и смотрит снизу вверх на этого нечеловечески прекрасного изверга. На ней лилово-розовое платье с золотым шитьем, явно с чужого плеча – ноги путаются в подоле, корсаж болтается на еще неразвитой груди. Явно наследство от какой-нибудь кабацкой шлюхи… Под глазами разводы от краски, размазанной с белесых ресниц, а в бесцветно-белые волосы воткнута ветка цикория, судя по всему, недавно сорванная близ уличной канавы.
Ума не приложу, кто может польститься на это существо четырнадцати лет, тощее, бледное, как всходы подвальных грибов, и с характером помоечного котенка. А ведь на то, что она получает за ночь, фактически кормится семья из трех человек. Братец-то ее чаще попадается, чем действительно приносит домой что-то существенное. Эх, поучила бы я его технологии этого дела, не будь он таким поросенком и не таскай последнее у таких же, как сам!
– Менестрель! – Китт снова выкрикивает непривычное слово и, по-моему, получает огромное удовольствие от того, что знает его и может произнести.
Хрустальное выражение на лице Лугхада разбивает бледная тень улыбки:
– Ты меня зовешь, маленькая принцесса?
Нацеленный на окно кирпич выпадает из моей руки.
– Тебя… Сыграй мне что-нибудь! Только понятное, а не как вы с Лигнор по ночам, про какую-то магию –
Его улыбка делается шире, словно поднимающееся солнце озаряет задумчивое лицо. Медленно, словно в полусне, Он берет первый аккорд…
– Слушай, маленькая принцесса Крысиного квартала. Слушай песнь рассвета, как пели ее влюбленные рыцари своим прекрасным дамам из высоких замков, в прекрасной стране, унесенной в небо дымом костра…
Ой, что сейчас будет! Можно только гадать, куда уехала Его крыша за эту ночь, когда я не занималась установкой ее обратно на место…
Свет!!! Что это? Разве такое можно извлечь из простой гитары? Как голос далекого рога, как серебряный отсвет, разгорающийся в восточной части неба…
Даже сквозь плащ я чувствую ногти Лоти, вцепившейся в мою руку. Следы останутся… А мне самой даже вцепиться не во что…
Китт, раскрыв рот, сидит на земле с головой, запрокинутой вверх, и слушает. Слушает – я поняла это по дрожи, охватившей меня – Смертную Печать Ветра, слушает альбу, какую не слагали и самой Адалль- Фианне! И песня эта уравняла сейчас Китт, и благородную воительницу Лоти, одетую в алый бархат, и меня, студентку Академии Культур в Авиллоне, всю из себя насквозь интеллектуально изысканную… Без различия наших званий и знаний Он дарует нам крылья, и души наши парят в рассветном небе, а здесь, на земле, остались лишь оцепеневшие тела, не способные пошевелиться, пока не кончится колдовство…
– Лови!
Лугхад небрежно выхватывает из воздуха ветку цикория и, улыбаясь, подносит к лицу, словно желая вдохнуть неповторимый аромат… заррраза!
– Благодарю тебя, принцесса…
Лоти испуганно хватает меня за плащ, но я, отбросив чары, спокойно выхожу в пределы Его видимости.
