красным. Мой меч – осока с болота, иного мне и не надо, и плащ мой соткан из пыли, и ты – не моя награда…
Надо будет попробовать так с Флетчером… Флетчер… Доведется ли теперь нам вообще сделать вместе хоть что-нибудь? А главное – уверена ли я, что и в самом деле все еще хочу этого?
– Но ветви столетних сосен опять пожирает пламя – и значит, судьба нам снова встречаться в небе глазами. Пока не забыто Имя древнейшего Откровенья, тебе – или нам обоим – наш Бог дарует прощенье…
– А говорила, не сможешь, – кажется, Ему это доставило удовольствие не меньше, чем мне. – Кому это ты так красиво сказала?
– Да никому вообще-то…
– Не пойми неправильно – я совсем не имел в виду себя… – настала Его очередь смутиться. – Но есть же у тебя там, откуда ты пришла, кто-то, кто тебе не безразличен? Женщина с твоей внешностью и твоими способностями просто не может быть одна.
– Еще как может, – отвечаю я спокойно. – А это действительно – никому.
Самое смешное, что это правда. Разве что самую малость – Флетчеру, да и то лишь потому, что подумала о нем, когда ЭТО сквозь меня искало дорогу в мир…
– Лугхад… А ты когда-нибудь уже пробовал с кем-то… как со мной? – снова по-дурацки получилось. Словно у любовника спрашиваю: «Я у тебя первая?» Ну человек я, что поделать, смертная! И для подобных таинств в нашем языке и слов-то нет!
– Не спрашивай… Все равно не в моих силах ответить, – снова близко-близко мерцающие тоской глаза, и пламя свечи начинает потрескивать. Я почти физически ощущаю Его боль от невозможности вспомнить.
Интересно, сколько Ему лет на самом деле? Хотя бы с точностью до века! Я все больше и больше утверждаюсь в мысли, что он старше Хозяина – значит, более двух тысяч…
– Oltro on-raem na Gil-ae-Talli… – неожиданно срывается с Его губ. Я вздрагиваю, как пронзенная мечом – еще ни разу в моем присутствии не заговаривал Он на Языке Служения. А фраза эта в переводе значит – «Дай мне Свет и Суть»! С нею обращаются к жрицам Андсиры перед свершением таинства!
– Что ты сказал?! – так и вскидываюсь я.
Он словно очнулся от сна.
– Разве я что-то говорил?
– Говорил, – я безжалостно повторяю фразу.
– Разве? У меня в голове из «Литании» крутилось:
Зато я прекрасно знаю. Ассоциативка сработала на мою импровизацию. Как там оно: «Пока не забылось Имя древнейшего Откровенья…» Черт, записать бы надо… пока не забылось! Пригодится ведь в дальнейшем.
Да уж… Сладко и страшно – быть чужой памятью… И не простого смертного – Нездешнего, позабывшего о том, что он Нездешний. Выпадало ли подобное хоть кому-нибудь в мироздании?
– Куда ты торопишься одна в столь поздний час, прекрасная?
Узенькая улочка старого города – не больше четырех шагов в ширину, глухие, без окон, стены из темно-коричневого камня… Колодец и колодец, в двух шагах ничего не видать. На такой улочке прирежут, а ты даже не успеешь понять, что с тобой произошло. Так что если уж соизволили окликнуть – считай, полбеды позади.
– Ты даже не хочешь остановиться и побеседовать со мной?
От стены отделяется темноволосая кудрявая девушка, чем-то похожая на Хейтиле, но значительно моложе. Кожаные штаны, безрукавка, отороченная мехом. К ноге ее жмется здоровенный пес, что-то вроде помеси овчарки с лайкой.
Волчица. Степнячка.
– Мир тебе, добрая женщина, – отвечаю я на всякий случай, хотя у меня есть веские причины сомневаться в ее доброте. – Я возвращаюсь домой, за Сухое русло… и хотела бы попасть туда как можно скорее, ибо улицы ночного города страшат меня…
– И не без оснований, – молодая Волчица довольно бесцеремонно разглядывает меня. Хорошо, что моего лица не видно под покрывалом и оно не выдает моего испуга – а голос, слава богам, не дрожит. Черный шелковый плащ скрывает в темноте довольно много, но достаточно видеть его и покрывало, чтобы сделать выводы: горожанка из благородных, легкая добыча…
– Так что я буду очень благодарна тебе, добрая женщина, если ты не станешь задерживать меня в этом неприятном месте.
– Ну пока ты со мной, тебе ничего не грозит…
Ну-ну. Скажи это кому-нибудь другому. Как ни быстро убрала я руку под плащ, но Волчица наверняка успела разглядеть на моем большом пальце крупный кровавый рубин в массивной оправе из золота. Рубин этот сегодня вечером бросил нам с Лугхадом какой-то лорд, пришедший в восхищение от того, что мы делали. И иду я, понятное дело, вовсе не домой – Крысиный квартал по эту сторону Сухого русла и много дальше от центра – а к некой надежной мадам, которая держит «приличное заведение» на улице Яххи и по совместительству дает деньги под заклад. Если я выручу за камень хотя бы две трети его настоящей стоимости, у меня появятся новые туфли взамен окончательно разбитых, у Лугхада – хоть одна нарядная тряпка, а кроме того, недели три на нашем столе будет мясо…
Если… Если только у меня не отберут его прямо сейчас. Видно же, что Волчица вышла на охоту…
– К тому же при мне нет ничего по-настоящему ценного.
– Даже если это правда – ты молода и красива… звенящая браслетами в ночи! – по голосу слышно, как она усмехается. – Этого не скроешь никакой одеждой. И не поможет тебе ни твой кинжал, ни твое покрывало, если кто-то пожелает иметь тебя своей рабыней.
Даже кинжал разглядела под плащом…
– Зачем ты говоришь мне это, дочь степей? Неужели ты думаешь, что я пошла бы одна по ночному городу, если бы у меня был выбор?
Воистину так – уж лучше нарваться одной и магически отбиваться, чем нарваться вдвоем и засветиться до срока перед Лугхадом. Сам же Лугхад в ночной уличной драке – помощь невеликая, ему надо пальцы беречь. И днем в такие места не ходят – днем мадам спит, а работает ночью.
Молчание. Волчица размышляет, а пес у ее ног нетерпеливо ворчит.
– Ты нравишься мне, ночная странница, – говорит она наконец, и в голосе ее все то же легкое презрение кошки к мыши, с которой она играет. – Поэтому я приглашаю тебя быть гостьей в моем доме. Скоро должен вернуться мой брат, и я попрошу его проводить тебя.
– Я с радостью принимаю твое приглашение, – отвечаю я. По Волчьим законам, отказаться от гостеприимства и предложенной помощи – значит нанести хозяевам дома кровную обиду. Все горожане для них – низшие существа, и эта Волчица оказывает мне честь, снисходя до меня. Только я предпочла бы обойтись без подобной чести. Хотя бы потому, что уже успела сказать неправду про то, куда иду, а когда имеешь дело с Волками, это чревато.
Волчица хватает меня за руку, тем самым лишив возможности потихоньку снять и спрятать рубин, и тащит внутрь. Миновав пару неосвещенных коридоров, я оказываюсь в большой комнате без окон, но с несколькими дверями. Ярко горят свечи, пылает пламя очага, в котором на тонких стальных спицах жарится мясо. Ковры, статуэтки грубого литья, бронзовая посуда – все стильно и без излишней роскоши. У входа – стойка для оружия, на которую я, не дожидаясь напоминания, кладу кинжал. Волчица сопровождает это мое действие одобрительным взглядом – то ли ценит мое уважительное отношение к их обычаям, то ли радуется, что добыча сама лезет в пасть…
– Садись вон туда, на подушки, – она показывает в сторону очага. – Если хочешь, угощайся – бери мясо, на столике есть сладости, а в кувшине молоко.
Однако не бедно живут тутошние Волки – молоко, медовые лепешки, жженый сахар… Поблагодарив, беру одну из лепешек и начинаю есть, отламывая кусочки и обмакивая их в молоко.
