– пусть посмотрят, пока начальство работает.
Прихватив последнюю распечатку – ту самую, вырванную из принтера – она пошла в кабинет.
– Да-да, немедленно! – кричал Боря в трубку. – Прямо сейчас! Жду!
– Скажи, падло, что головой отвечает, – подсказывал старший. – Скажи, что душу вытрясешь, если что… Давай, фуфел, корячься – время идет, цигель-цигель!..
Боря умоляюще и обреченно взглянул на Анжелку.
– А потом перепихнемся, – пообещала она. – Потерпи, милый.
– Анжела Викторовна!.. – умоляюще пролепетал он и вдруг с надеждой закричал в трубку: – Да! Слушаю тебя, восьмерочка! Понял! Спасибо!.. Уже подключили, – просияв, отрапортовал он; старший вырвал трубку, послушал и в некотором сомнении опустил.
– Смотри у меня, олень, – предупредил он.
– Я гарантирую, – от полноты сердца заверил Боренька, и было видно – не врет, не может врать человек в минуту такой распахнутости.
– Очень хорошо, – сказала Анжелка. – А теперь, Борис Викторович, личная просьба, – она еще не закончила, а Боря уже кивал, – постарайтесь забыть навсегда и меня, и Сережку. Сможете?
Боря кивал.
– Мой номер телефона?
– Забыл.
– Сережкин?
– Понятия не имею, Анжела Викторовна-а-а!..
– Ай! – только и успела воскликнуть Анжелка: дуболом у двери ловко подхватил летящего на него Бореньку и тычком отправил обратно старшему. – Да вы просто энциклопедист, Борис Викторович!
– Я все забыл, – прохрипел ошеломленный Боренька. – У меня прогрессирующий склероз…
– Вот и договорились, – подытожила Анжелка, оборачиваясь к изжелта-серой, остолбеневшей от страха Татьяне: старшая по смене таращилась на нее огромными выпученными глазами, в уголках их поблескивали слезинки.
– Не надо бояться, – сказала Анжелка. – Я только за своим пришла. Только за своим.
Татьяна кивнула, кивнула в другой раз, слезы пролились и потекли по щекам.
– Идите, – Анжелка махнула на дверь. – Идите все!..
Все вышли быстро, бесшумно, разве что не на цыпочках.
Они смотрели друг другу в глаза и обе молчали. Татьяна шмыгала носом, оттирала слезы ладонями, Анжелка несколько раз порывалась что-то сказать, но слова не шли.
– Ладно, – проговорила она, сглатывая остальное. – Все.
Развернулась и пошла прочь.
– Не встречайся с ним, – сказала Татьяна в спину.
Анжелка застыла.
– Это плохо кончится, деточка. Помяни мое слово.
«Не оборачивайся, – подсказал внутренний голос. – Не оглядывайся, не отвечай, уноси ноги». Она кивнула, как послушный солдат, вышла в коридор и не оглядываясь пошла на выход сквозь строй мирно базарящих с помятым охранником дуболомов.
– Теперь куда? – спросил старший, догоняя на лестнице.
– В разные стороны. Передайте Вере Степановне, что я ей очень признательна.
– Вера Степановна просила доставить прямо к ней…
– Перебьется, – Анжелка остановилась, взглянула в несвежее, некрасивое лицо старшего. – Всего доброго. Извините за хлопоты.
– Всего доброго, Анжела Викторовна…
«Бля», – подумала Анжелка.
Бля-бля-бля.
Ксюши в машине не было: улизнула. Анжелка швырнула на заднее сиденье ненужную распечатку, завелась и, нервно дергаясь, стала выруливать мимо джипов прочь со двора.
А дома уже звонил телефон. Она вбежала, захлопнув дверь, схватила трубку и услышала мамин голос:
– Что там у тебя, доча?
– Ничего, теперь полный порядок. Спасибо тебе.
– Спасибо знаешь куда засунь?… Лучше объясни, как тебя угораздило вляпаться в этот бордель и что они там тебе прищемили… Кого ты там выручала?
– Потом, мама. Завтра приеду и расскажу. И вообще это неинтересно: дурацкая ситуация, случайная и уже разрешилась. Все, мам, извини – я жду звонка. Давай, до завтра…
