— Знают Агогика, старшие, аадъё. И Вальзаар… наверное.
Заходящие Луны двумя серпами — тусклым пурпурным и ярким серебряным — висели над остроконечными шпилями церкви. Мягкий синий свет лился сквозь волнообразный ряд незастеклённых окон. Скамьи блестели от влаги. Дикие шарики света, спасаясь от сырости, льнули к сетчатому своду, тогда из темноты в высоте проступала чёткая симметрия рёбер, окружающая центральный мотив — колонны, похожие на застывшие каменные фонтаны.
В левом приделе раздавались голоса и неприятный высокий звук, смутно напоминавший пение. Нэрэи напрасно силился вспомнить, где уже слышал такой. В конце концов, улыбнувшись, он крадучись поплыл вперёд, стараясь держаться в тени. Дюжина рядов скамей остались позади, Сил'ан уже поздравил себя мысленно и приготовился удивить родичей.
— И кто это? — голос старшего органиста эхом раскатился по просторной церкви.
— Ой, — откликнулся Нэрэи.
Зазвенели, сталкиваясь, какие-то стекляшки. Сил'ан быстро выглянул из-за колонны. Вальзаар и органист сидели над полом. Первый сворачивал огромный кусок выделанной кожи. Нэрэи заметил надписи и рисунок на ней, но не успел рассмотреть. Второй родич поднял шесть закрытых шкатулок, забрал пергамент и величаво удалился.
Любопытное создание проводило его взглядом, потом оглядело церковь, так будто видело впервые:
— Мы никогда её не достроим, — заключило оно.
— Я не уверен.
— У вас завелись тайны? — младший родич подплыл ближе и уселся рядом.
Глава семьи усмехнулся, поправил волосы:
— Да. И они нам нравятся.
Нэрэи всё заметил: и напряжение, и недовольство, и слабую неуверенность. Он полагал, что знает и причину.
— Ты его ещё не сослал? — осторожный вопрос.
Вальзаар тотчас помрачнел, замкнулся:
— Это не ссылка, — подчёркнуто ровно и убедительно, словно глупцу растолковал он. — Я ли виной, если просьба присмотреть за владением три или четыре дня, воспринимается словно жестокая кара?
«А была ли просьба?» — захотелось спросить Нэрэи. Он удержался.
— Саели, — осторожное, — а, может, он поедет не один? Как ты смотришь…
— С кем? — строго перебил глава семьи. — Ты напрашиваешься? Поверь, жертвы излишни.
— Но с тем, что одного его лучше не оставлять, ты не споришь? — обрадовано уточнил младший родич.
Вальзаар царственно поднял бровь и предпринял осторожную попытку проникнуть в замыслы собеседника. Тот обезоруживающе улыбнулся:
— Саели, милый, это не твой талант. Давай поговорим.
Вальзаар поднялся, отплыл на пару айрер.
— Там будут лятхи, — сказал он. — Хочешь говорить — выражайся ясно.
— Обещаешь выслушать? — улыбка Нэрэи приоткрыла острые треугольные зубы.
— Ничего не обещаю, — отрезал глава семьи. — Разве похоже, что я в настроении кокетничать?
Младший родич поднял ладони, в шутку моля о пощаде.
— Я привёз человека из Лета.
Он ожидал многого, но не спокойного кивка.
— В твоём духе, — сообщил Вальзаар. — Отвезёшь обратно.
Нэрэи невольно рассмеялся, но тут же посерьёзнел:
— Поначалу я был… похожего мнения. Но мы познакомились, и теперь я думаю, ему стоит поговорить…
— А я не думаю, — резко перебил глава семьи.
— Спроси Альвеомира!
— Уже спросил, — хмуро ответил Вальзаар. — Он решительно против.
— Вот видишь, — улыбнулся младший родич. — Я о том и говорю. Пожалуйста, слушай его. С удовольствием помогу тебе построить вторую оранжерею. Вот только Альвеомир забывает, что стал затворником отнюдь не в моём возрасте.
Глава семьи скрестил руки на груди:
— По такой логике выходит, если слушать тебя, он вскоре вместе с этим человеком убежит от нас в Лето.
— Но вернётся, — сухо дополнил Нэрэи. («Тоже, знаешь ли…» — пробормотал кё-а-кьё.) Сил'ан признал: — Я не могу тебя учить. Мне ясно одно: он больше не верит ни тебе, ни мне — ни одному из нас. Даже Зоа, я думаю. И что мы ему за семья без доверия? Он ни в чём не может на нас положиться и, конечно, не находит нужным делиться своими замыслами. Он знает, что они не встретят ни понимания, ни одобрения. Мы ему только помеха. Да, он сам не Дэсмэр, и совершает ошибки, дерзкие, грубые — на наш взгляд. Всё потому, что его привычки и опыт, возможно, до конца его жизни будут сильно разниться с нашими. Но когда я думаю об этом, мне приходит в голову, что и мы, значит, совершаем столь же глупые ошибки, незаметные для нас, но очевидные для него. Мы в похожем положении. Ты отказал ему в доверии. Можно ли его обвинять за то, что он поступил так же?
Вальзаар молчал. Нэрэи чуть вздохнул:
— Ты прав. Если б я меньше времени проводил с людьми и больше с Сил'ан, скорее всего, такие мысли не пришли бы мне в голову. Только чем мы лучше людей, если отличия станут поводом для опасений и травли? Я тебе не враг, совсем нет, и всё же ты едва терпишь меня.
Глава семьи отвернулся к алтарю, скрывая лицо.
— Если я позволю летню, — холодно начал он, и вдруг заговорил проще: — Я отказал совету во встрече. Ты можешь представить, как эти два решения будут выглядеть вместе?
Нэрэи улыбнулся:
— Я сегодня слышал, как Эрис втолковывал Альвеомиру: мы должны быть осторожны, люди истеричны и не стоит давать им повода. Не согласен, Саели. Вообще: какого рожна постоянно жить с оглядкой на них? Если на кого и оглядываться, так на предков. Если к чему и прислушиваться, то не к людям — всё равно не угадаешь, о чём они станут голосить — а к себе, родным, друзьям и только. Не осторожность нужна — от неё рукой подать до страха. Нужно достоинство, уверенность и чувство меры. Его никакая логика, никакая наука не подскажет. Оно в нашей крови, и мы никогда не совершим ошибки, если только не станем переступать через себя.
Хин съёжился на сидении кареты и беспокойно дремал, блуждая между сном и явью. Пошёл дождь. Капли мерно, убаюкивающе стучали по крыше. Правителю грезился скрип песка под ногами, дрожь прогретого Солнцем воздуха над пустыней Разьеры. То вдруг он просыпался во сне, мальчишка, у студёной реки, на которую и глядеть-то было холодно. Келеф крепче привязывал тюки к седлу, розовеющие горы на другом берегу манили его. «Правильно, — рассеянно думал Хин, хотя сон врал, — он же их такими не видел. Грелся».
Изредка он открывал глаза — или это сменялись фантазии? Сквозь чуть запотевшее стекло смотрела бесконечная россыпь сверкающих зёрен, с размаху брошенных в ночное небо. «Ещё темно, — вялая, ленивая мысль. — Ещё рано». Хин опускал тяжёлые веки и вновь забывался тревожным сном.
Одно из ночных видений взбудоражило его, и всё же не разбудило. Будто бы кто-то открыл дверцу кареты. Ненависть и отчаяние бурлили в нём. Потом всё стихло, и мёртвый голос шептал слова. Те вязли в густом предрассветном тумане. Лишь когда дверца захлопнулась, пророкотали искажённые обрывки:
«Трубный глас. Солнце тебя ослепит. Не счесть её витков… эшафот… Чёрное крыло. Крикнет женщина. Пятьдесят».
Преакс ждал в ротонде. Келеф заметил его издали, несмотря на туман, поднявшийся с земли, словно дыхание огромного зверя, и стебли лозы, обвивавшие колонны. Химера стоял неподвижно, бессильно опустив руки, повесив голову. Но с ним всякое бывало. Он мог ещё и не так застыть, застигнутый непрошенным видением.
