— От ре бемоль — тритоны, — распорядился уан. — От си диез малая септима. Фа бемоль — децима. В любой тональности построй уменьшённый и малый вводный с разрешениями. Хорошо. Гаммы с расходящимися, фа минор: натуральная, гармоническая и мелодическая. Потом две в параллельной тональности.
Мальчишка не сбился ни разу, но после каждой гаммы тщательно вытирал руки платком.
— Не надо волноваться, — усмехнувшись, подбодрил его Келеф. — В любом случае, я уже доволен.
Синкопа с облегчением повис на паутине, а черви довольно потёрлись друг о друга. Хин наклонил голову и счастливо улыбнулся. Сил'ан провёл по крышке клавесина ладонью:
— В пределах одной октавы покажи мне пентатонику, затем натуральный звукоряд, хроматический, дорийский минор, миксолидийский, снова дорийский и натуральный. Закончим диктантом, и, если справишься, можешь по праву гордиться собой: я позволю тебе учиться обращению с копьём у Орура.
— У старейшины? — мальчишка нахмурился. — Он обо мне не лучшего мнения.
— Обсудим позже, — прервал его Келеф. — В крепости мне уже надоело, и есть позволение Каогре- уана осмотреть его владение. Поедешь со мной, наследник?
Хин хмыкнул, пытаясь понять, что кроется за сдержанным, но неискренним тоном правителя и новым обращением.
— Поеду, — сказал он прямо. — Почему нет?
Сил'ан равнодушно прищурился:
— Тогда играй, и смотри не разочаруй меня.
Келеф объезжал селения стороной, а на четвёртый день путешествия и вовсе приказал охране не следовать за ним и расположиться на отдых. Воины не посмели перечить, спешились и стали рассёдлывать ящеров. Сил'ан развернул своего динозавра туда, где простирались необжитые земли. Хин поравнялся с ним. Уан только взглянул в его сторону, но ничего не сказал.
В небе, чистом и безоблачном, медленно занимался рассвет. Мальчишка плотнее закутался в меховую шкуру. Чужие владения отличались от родных краёв только изредка встречавшимися нагромождениями камней и торчавшими из земли красными скалами, которые поначалу удивили воинов, но вскоре всем наскучили. К виду сухой саванны юный Одезри давно привык и оглядывался лишь потому, что пытался понять, куда и зачем собрался уан. Едва охрана осталась за горизонтом, Келеф перевёл ящера на шаг, словно и вовсе не торопился, и это окончательно сбило Хина с толку.
— Куда мы направляемся? — спросил он.
Сил'ан подъехал ближе.
— Я наблюдал за тобой и людьми, — заговорил он напевно. — Ваши глаза не видят того, что мои — тебе следовало остаться с воинами.
— Воины считают меня неженкой и слабаком, — ответил Хин, — оставаться с ними радости мало.
Уан посмотрел на него:
— Это из-за музыки?
Хин сотворил жест незначения:
— Орур дважды пытался меня вразумить — дескать, что я за мужчина, если не знаю, какой стороной держать дубинку. Образно выражаясь.
— И ты дважды ему отказал?
— Просто я больше доверяю тебе.
Правитель склонил голову набок и, казалось, пытался прочесть мысли человека.
— Я и секунды не думал о том, как будет лучше для тебя, — признался Келеф, наконец. — Руки воина обретают силу, но его кисть, ладонь, пальцы — грубеют, делаются негибкими и неспособными к закруглённому исполнению пассажей. Вот единственная причина моего запрета.
Мальчишка улыбнулся:
— Да я знаю. Злодеи подбросили мне твоё письмо к Синкопе и Хахмануху, думали, я буду очень страдать.
— Сказать честно, меня удивляет твоё спокойствие.
Хин улыбнулся шире:
— Просто ты смотришь на это со своей стороны, — объяснил он. — Хорошим воином я, может быть, и стал бы, но не лучшим — нет таланта. И потом, как бы хорош я ни был, если Орур и остальные пожелают от меня избавиться — они найдут способ. Учиться обращению с той же дубинкой для меня всё равно, что тешить себя иллюзией защиты — воду не удержать в ладонях. После того, как ты передашь мне власть, я проживу недолго, потому что как правитель я ничего не умею, но, по крайней мере, я не растрачу время зря. Только когда я слышу, как всё более сложные и прекрасные лунные мелодии рождаются от прикосновений моих пальцев, я счастлив.
Сил'ан пристально уставился на человека.
— Сколько тебе лет? — спросил он серьёзно.
— Я уже говорил: тринадцать.
Келеф опустил ресницы:
— Вот чему я верю меньше всего.
Некоторое время оба ехали в молчании, потом мальчишка вдруг оживился и с любопытством спросил:
— А что ты видишь, чего не видим мы?
— Мгновения, которые хотел бы остановить.
Юный Одезри недоверчиво хмыкнул. Сил'ан встретился с ним глазами и указал рукой направо:
— Вот, например, эта скала. Освещение изменится — небеса не повторяют себя. Посмотри, и увидишь живую картину; такой же в точности не будет больше никогда, — он выдержал паузу и посоветовал. — Взгляни на небо.
Молочно-белое в высоте, оно переходило в нежный и тёплый жёлтый свет у горизонта. Тёмная, почти чёрная, скала, всё ещё укрытая ночной мглой, прорезала золотистую дымку над саванной. Шершавый каменный бок горел рыжим.
Мальчишка только теперь заметил, что песок кончился и навстречу восходящему Солнцу стелется по земле сухая трава, а к вечному запаху пыли примешивается горьковатый аромат.
Динозавры шагали неторопливо и размеренно. Каждый раз как их массивные лапы ударяли в землю, облачка пыли взмывали вверх и окутывали начищенную, толстую зелёную шкуру, силясь дотянуться до ног всадников.
Солнце поднялось высоко, но Хин не чувствовал скуки. Красные скалы оказались непохожи друг на друга. Иные из них образовывали столь удивительные формы, что казались мальчишке домами неведомых духов.
— Музыка, застывшая в камне — так описали их весены, — согласился Келеф.
— А ты о чём думаешь, глядя на них?
Сил'ан улыбчиво прищурился, на сей раз искренне. Глаза его потускнели, выдавая задумчивость. Он повернулся лицом к скалам и заговорил неторопливо, словно диктовал послание.
— Принято считать, что жизнь развивается путём усложнения форм: например, от балопа к динозавру. Вместе с тем… — он запнулся, посмотрел на мальчишку. — Хахманух уже начал учить тебя математике?
— Да, — удивлённо согласился Хин. — Дроби, задачи на проценты, уравнения с одним неизвестным.
Правитель поджал губы, вздохнул и сказал:
— Забудь. Попробую объяснить на словах. Однажды, было это очень давно, дети Океана и Лун задумались о том, как и для чего мы были созданы, каким образом устроен мир вокруг, насколько мы способны его изменить. С тех пор нам досталось в наследство множество догадок, оформленных в виде гипотез, теорий или даже доктрин. С некоторыми из этих ответов на древние вопросы принято соглашаться — это не значит, что они верны, даже не значит, что они больше всего похожи на правду. Очень часто они остаются в ходу потому, что к ним привыкли, и на них опираются сонмы применяемых на практике
