Так вот, врача «неотложки» этот леший скараулил на пустыре неподалеку от таможни. Выпрыгнул из темноты, стервец, за руки схватил своими мохнатыми лапами, держит, а сам в лицо ей смрадом дышит и рычит. Испугать дипломированного доктора было непросто, она даже воскресших покойников не боялась, ибо одно время в реанимации работала.
- Ну и що тоби треба, мутант ты атомный? - спросила. - Що шукаеш-то, дыво болотне? Спырту немае, нарко-тыкив немае, одын йод залышывся! И простроченый норсульфазол.
От ее такой речи леший словно завороженный сделался, выпустил медичку, а та бегом на таможню и в калитку застучала. Дежурил сам Николай Волков и, поскольку учил мову, не спал, границу отворил и сразу оживился при виде первой красавицы.
- Ксаночка, ластивка моя! - в тот час же распустил перья известный на всю округу бабник. - Ну, иди до мене! - И приобнял, в щеку чмокнул.
Несмотря на конкуренцию с отцом Оксаны, отношения у них оставались свойские, игриво- приятельские, как у потенциальных женихов с засидевшимися в невестах дивчинами. Когда у Волкова жену посадили, а ее Юрко все еще алмазы в Якутии добывал, Мыкола всерьез думал посвататься к первой красавице Братково. Но она тогда еще совсем казалась недоступной, на всех мужчин поглядывала с брезгливостью, да и к самому Дременко было на кривой козе не подъехать. К тому же мешали отношения с крестным, дедом Куровым, который считал Оксану чуть ли не своей снохой. Но с годами ожидания и перед угрозой оказаться в старых девах она утратила былую надменность, обтерлась, как долго носимый последний пятак в кармане, и начала потихоньку поблескивать для всех. С нею даже стало можно душевно поговорить, но редко, лишь в тех случаях, когда сама того захочет.
Привычная к приставаниям мужиков, дочка головы администрации постояла смирно несколько секунд и спросила:
- Ну что, потискал?
- Ох, и солодкая ж ты дивчина! А який от тебе аромат, м-м! - Мыкола хоть и пытался говорить на украинском языке, но все сбивался на не пойми какой.
- Да я вспотела вся, бегаю с утра…
- Та ж це и смачно! Ох, и зьив бы я тебя, смаковитую! Она вывернулась:
- От одного мутанта только что вырвалась, тут другой…
- А шо, и ты мутанта бачила?
- Возле твоих ворот бродит! Вон, смотри, на руках синяки остались. Лапами своими схватил! Хоть бы ты вышел, отогнал…
- Тю! А дальше-то шо было?
- Да ничего, - отмахнулась Оксана. - Некогда мне… Москальская таможня открыта, нет?
- Вовченко з прикордонником до своих хат пиихалы, - «блистал» мовой таможенник. - Сидай! Расскажи про мутанта.
- В другой раз. У Котенко жена рожает… Я через калитку махну?
А Волков руки растопырил и впрямь, как мутант, схватить норовит - ему бы только позабавиться от скуки и пока Тамарка его не видит:
- Не положено, священне порубежье!
- Какое там порубежье? У Ленки воды отходят!
- Без особыстого догляду не можна! Ты шо за пазуху сховала, Ксаночка? Побачить треба! А в баульчике наркотики е? В декларацию вноси!
- Хватит дурачиться, Мыкола! Лучше помоги через калитку перелезть!
Оттолкнула его и к российской стороне. У таможенника форменная фуражка свалилась и обнажила бритую голову с оселедцем на макушке. И настолько он показался потешным, что Оксана не выдержала, рассмеялась и шлепнула по лысине:
- Ты что это со своей башкой сотворил? В зеркало бы посмотрелся - на кого похож! Чучело!
Тот поспешно фуражку напялил до ушей, затосковал и сразу мову забыл:
- Мне сейчас положено в форме быть… А ты сразу «чучело»…
- Ладно, не сердись. Это что за форма такая? Волков огляделся, сунулся к уху и зашептал:
- Да этот, бандера… когда приезжал… батько Гуменник… И заставил. Чтоб его мутанты поймали! Мол, ты на таможне лицо государства… А пан Кушнер поддакнул…
- У нас же тут чубов не носят!
- Так и я не ношу, - по секрету сообщил он и ловко сдернул с головы лысину вместе с оселедцем. - Это парик такой! За двести гривен купил в Харьковском театре. Только ты молчи, Ксаночка…
- И на что тебе этот спектакль играть?..
- А что мне делать, сама подумай? Я же кандидат на голову администрации. Конкурс у нас с твоим папашей…
- Да вы оба с ним с ума посходили! Какого-то ряженого да хохлатого петуха слушаете, рты разинули… Эх, мужики!
- Мне что, всю жизнь здесь сидеть? - возмутился Волков. - Думаешь, я по своей воле?..
И осекся.
- Знаю, знаю, Тамарка посадила. - Показалось, вздохнула с состраданием. - А впрочем, что не сидеть- то? Со всех сторон взятки дают, богатое место…
- Кто дает ? - Он снова напялил парик. - Через таможню давно товары не носят и не возят. У всех свои «окна» для трафика… Торчу тут, как идиот. Я, между прочим, управленец, институт закончил, мне еще сорока нет. Прирожденный аналитик и организатор, а вынужден заниматься черт-те чем! Налоги собирать, людей обыскивать, тряпки в сумках считать…
Оксане и впрямь стало его жаль.
- Бедный Мыкола, - вздохнула по-бабьи. - И жениться тебе пришлось на Кожедубихе…
- Мы с ней не расписаны, так что…
- А ты без парика даже симпатичный! - заметила она и потрепала короткий ежик на его голове. - Вид мужественный…
У него от таких слов на миг дыхание перехватило, однако он сделал вид, что дышит нормально, ибо знал, как Оксанка умеет заводить мужиков. Причем заведет, пококетничает и тут же жестко отошьет - из спортивного интереса, характер такой… И теперь спохватилась:
- Ладно, некогда болтать, Котенко родит.
- Тебе самой рожать пора!
- От кого ? От мутанта, что ли ? А то, может, от Черно-бая? Родишь тут, как раз!
- Жених-то когда приедет?
- Пропал где-то в Якутии мой жених, - без особого сожаления вздохнула она. - Ты, Коль, подсади меня через калитку.
Он был готов подсадить и от предвкушения даже встряхнулся, как мокрый кобель, с головы до хвоста. Оксана по-летнему была в одном только белом халатике, а под ним почти ничего…
Но вовремя вспомнил:
- Чернобай ток включил! Смотри, каких проводов навешал! Триста восемьдесят вольт!
- Откуда ток, если в селе свету нет?
- То у нас, а у москалей току богато. Одни пуговки останутся…
Еще недавно через границу бегали свободно, однако года полтора назад Пухнаренков пристроил своего племянника Митю Чернобая начальником погранпропуска. Этот юный прапорщик сначала никакой опасности не вызывал, проверял паспорта и на всех смотрел жалобно, словно пощады просил. Но через пару месяцев службы что-то с ним начало происходить: взгляд посуровел, плечи распрямились, и даже форма, прежде висевшая на нем, словно мешок, натянулась, отгладилась и ярко зазеленела, как весенняя трава. Митя превратился в прапорщика Чернобая, и эту фамилию произносили трепещущим шепотом: то в паспорте точки не найдет, то она не там поставлена, то фотография не так приклеена. За год он пограничных столбов вдоль стены наставил и КСП заборонил, таким образом создав госрезерв земли под кладбище. А еще видеокамер навесил и повсюду проволоки намотал под напряжением.
- И что мне делать?
- Подожди, придут Чернобай с Вовченко - откроют границу, - отнял сумку, взял под ручку и повлек в
