штык.
Старо-Егерский марш гремел эхом, отдаваясь по улице. Житомирцы в колонне по отделениям, круто подобрав штыки, входили в Систово. Знамя под золотым копьем колыхалось над штыками. Болгары снимали шапки с голов. Все громче звучали голоса приветствий:
— Да живие Царь Александр!
— Добре дошли!
Внезапно, радостно и празднично грянул хор песельников:
— Ура-а-ааа!.. — загремело в толпе жителей.
— Живие!.. Живие-е-еее!!!
Афанасия с его жалонерами сначала притиснули к садовым плетням, потом подхватили в общем солдатском потоке и понесли к городской площади. Вокруг мощно гремел хор:
Вдруг остановились, сорвали ружья «к ноге», сжались в колонне. Хор смолк, солдаты снимали кепи, вытирали вспотевшие лбы, шумно сморкались.
Афанасий протолкался через колонну на площадь. У церкви с белыми жестяными куполами стояло духовенство в высоких шапках и в золотых ризах. Крестный ход с иконами и хоругвями вышел навстречу войскам. Седовласый и седобородый, смуглый болгарин в длинном черном сюртуке — систовский старшина — говорил речь генералу Петрушевскому, стоявшему против него. Девочка в расшитой пестрыми нитками рубашке и пестрой юбке поднесла генералу громадный букет лилий и роз.
— Да что вы, право. — смущенно говорил Петрушевский. — Да я же не главный здесь начальник. Это же надо генералу Драгомирову.
— У генерала Драгомирова тоже е, — сказал старшина.
Священник выдвинулся с крестом, глухо, в унисон, звенели певчие. В открытые двери и храма за священником и крестным ходим входил Петрушевский с букетом и руках…
Раздалась команда, взяли ружья «вольно» я тронулись дальше. По площади раздавались крики:
— Живие Царь Александр!
— Ура!
Загрохотали барабаны. Стоголосый хор запел:
Марш, марш! С генерала наш!
Раз, два, три! Марш войницы!
Афанасия с войсковым потоком проносило через площадь. Тут он увидел своего отца и направился к нему.
XV
— Афанасии! Жив? Здоров? Нигде не зацепило? Но голоден, конечно? А? Каково? Орлами перелетели через Дунай!
Порфирий обнял Афанасия и, обернувшись к стоявшим на крыльце штабным офицерам, сказал:
— Мой сын!.. С первым рейсом переправился через Дунай… Молодчага!
В расстегнутом у шеи, насквозь пропотелом сюртуке с болтающимися аксельбантами, сразу дочерна загорелый, запыленный, с измятыми грязными бакенбардами, — столько раз они были в пыли, а потом мокли в воде, когда он пил, — Порфирий сиял счастьем победы.
— Ты и представить себе не можешь, Афанасий, что твоему отцу пришлось проделать! Не мальчик!.. Не прапорщик! По этим чертовым горам, колдобинам, виноградникам, везде — пешком!.. Подумай, твой отец —
— Меня послал командир полка узнать, где стать полку.
— Генерала Драгомирова еще нет здесь. Ну, да это мы сейчас тебе узнаем. Идем со мной.
В большой, просторной хате толпились офицеры — колонновожатые. На столе, накрытом холщовыми полотенцами, были наставлены тарелки с курицей, порезанной кусками, с бараниной, салом и хлебом, стояли тяжелые деревенские стеклянные стаканы с розоватым, мутным вином, похожим на уксус.
Немецкий генерал Вердер, военный агент, высокий, тощий, в длинном сюртуке, стянутом в талии, в черной кожаной каске с прусским орлом, в монокле, держа одной рукой полковника Гарновского под локоть, а в другой стаканчик с вином, говорил по-французски, отчетливо и резко выговаривая слова:
— Je crains que la fasilite avec laquele vous avez effectue le passage du Danube ne vous entraine dans des operation risquees et ne vous apporte des revers.[22]
Порфирия как бичом стегнуло, он и про сына забыл. Он вмешал-ся в разговор:
— Excelenz! — сказал он, — wir mussen jetzt — vorwarts, vorwarts, vorwarts![23]
Вердер — он был выше ростом Порфирия — расставив ноги, снисходительно, сверху вниз, посмотрел через монокль на Профирия.
— Ach, so? — сказал он. — Meinen Sie?[24]
— Aber naturlich.[25]
— Es ist kaum glaubhaft, dass Sie als Stabs of offizier so sprechen.[26] Vorwarts! Bis Konstantinopol! — восторженно прокричал Порфирий.
— Ach, so! Na, ja![27]
Вердер засмеялся и выпил вино.
— Viel Gluck!..[28]
Порфирий торопливо схватил со стола стакан с вином и залпом осушил его.
— За успех Русского оружия! — крикнул он и пошел от Вердера устраивать дело Афанасия.
В открытые окна неслись солдатские песни, звуки музыки, бара банный бои и топот тысячи ног. Подольцы проходили за Систово, чтобы стать там биваками и выставить сторожевое охранение.
Когда Афанасий, получив нужные указания, вернулся к полку, он нашел его свернутым в резервную колонну. Ружья были составлены в козлы. Усталые, измученные, голодные солдаты лежали ружьями и спали крепким сном.
