— Кулебякин, ты г’анен?
— Ваше Императорское Величество, что думать обо мне… Царапина и только…
Кулебякин заплакал. Государь тихо пожал руку своего конвойного офицера, закрыл глаза и не произнес больше ни слова.
Когда сани въехали на высокий подъезд дворца и были раскрыты настежь двери, чтобы внести Государя, любимая собака Государя, сопровождавшая его и на войну, сеттер Милорд, как всегда, бросился навстречу своему хозяину с радостным визгом, но вдруг почувствовал кровь и, не услышав голоса Государя, упал ступени лестницы без сознания. Паралич охватил его задние лапы..
Государя внесли в рабочий кабинет и там сначала посадили в кресла, потом переложили на узкую походную койку.
Дворцовый комендант приказал начальнику внутреннего пехотного караула, только что заступившего на посты, Лейб-Гвардии Финляндского полка поручику Савицкому поставить часовых у спальни Государя и никого туда не впускать, кроме членов Царской Семьи.
Вызванные наспех доктора — Дворяшин, врач Лейб-Гвардии Стрелкового батальона, придворный врач Боткин и придворный хирург Круглевский забинтовали ноги. Государь был без сознания.
Подле раненого стояли Государь Наследник с женой и сыном, Николаем Александровичем, и княгиня Юрьевская. Врачи совещались между собой.
— Ваше Сиятельство, — тихо обратился к Юрьевской Круглевский. — Ампутация ног неизбежна. Разрешите приступить?
Юрьевская посмотрела вопросительно на Наследника. Громадный. в широкой русой бороде, тот стоял у изголовья Государева ложа.
Наследник молча кивнул головой.
— Если еще сделать переливание крови?.. Казаки Конвоя просят взять их кровь, — нерешительно сказал Дворяшин.
Дыхание Государя становилось все тише и тише. Грудь едва поднималась. Боткин взял руку Государя и слушал затихающий пульс. Он вопросительно посмотрел на княгиню Юрьевскую, потом на Наследника.
Те перекрестились.
Было три часа двадцать пять минут. Государь, прострадав около часа, тихо скончался.
Дворцовый комендант послал скорохода приказать приспустить, Императорский штандарт на середину мачты.
Вера не знала, когда это будет. Она только догадывалась, что это будет 1-го марта.
Она чувствовала, что Перовская и Желябов сторонились ее, избегали эти дни с ней видеться, и это оскорбляло Веру. Точно ей не доверяли, точно боялись, что она выдаст.
1-го марта около двух часов дня Вера пришла на Екатерининский канал.
Серый зимний день с легким морозом стоял над городом. Красиво разубрались инеем деревья Михайловского и Летнего садов. Щемящая грусть томила Веру, и несказанно печальными казались ей серебряные сады в лиловой дымке тумана.
По Невскому проспекту с музыкой прошел дворцовый караул. Музыка отражалась о дома Екатерининского канала и двоилась. В этой музыке Вере почудилось что-то роковое и ужасное.
Вера знала, что на Малой Садовой в лавке Кобозева ожидает Государя смерть от страшного взрыва — полтора пуда динамита там было заложено. Вера знала, что на Екатерининском канале расставлены Перовской метальщики с бомбами.
Она ходила то по каналу, то по Невскому, и ей казалось, что ее нервы не выдержат больше, что она бросится к первому попавшемуся полицейскому офицеру и крикнет ему: «Что вы делаете, почему так спокойно стоите на посту? Да предупредите же!.. Да спасите же своего Государя! Схватите преступников и меня первую».
Потом одумывалась. Все это неизбежно. Это нужно — для счастья народа, для его великого будущего… Сейчас совершается героический акт, который благословлять будет история… За ним — революция и счастье…
«Как?.. Как это будет? Что же произойдет? Народ широким крестным знамением осенит себя, когда узнает, что избавился от тирана…»
Вера шла, задумавшись. Она точно видела взволнованные, ликующие толпы, красные знамена мятежа, Перовскую во главе народа. Они идут освобождать Желябова и всех политических заключенных. Они несут счастье народу.
Вера была у Невского, когда раздался первый взрыв. За ним через какую-нибудь минуту второй, еще более оглушительный.
Прохожие в недоумении останавливались. Иные привычным движением хватались за часы — но был не полдень, а половина третьего…
Вера видела, как промчались парные сани. Конвойный офицер сидел и держал кого-то на коленях, кучер гнал лошадей и парные рысаки скакали галопом.
Вера поняла: удалось!.. Государя убили.
Вся похолодев, чувствуя, как внутренняя дрожь бьет ее, Вера вышла на Конюшенную улицу, желая стороною пробраться с Зимнему Дворцу. Здесь было пусто и безлюдно.
Извозчик ехал порожним, похлопывая рука об руку. Навстречу другой вез господина в очках. И первый крикнул пьяно и задорно:
— Ванька, дьявол, будет тебе бар возить — Государя разорвало на четыре части.
Долго потом вспоминала Вера эти извозчичьи слова. Это и была
Вера вернулась на Невский. По проспекту густой беспорядочной колонной, в кожаных киверах, с красными пиками на бедре проскакали карьером к Зимнему Дворцу казаки.
На Дворцовой площади толпился народ. Пошел редкий, мокрый снег и увеличил печаль хмурого дня.
Вера увидала, как вдруг на сером небе задрожал тихо реявший в воздухе желтый штандарт с черным Государственным орлом и стал медленно опускаться к середине флагштока.
— Флаг… Флаг спущают, — заговорили и толпе. Одна за другой стали обнажаться головы людей. Все истово крестились. Какая-то простая женщина жалостливо и скорбно сказала:
— Кончился наш голубчик… Царство ему небесное… Доконали, злодеи.
И с силой кто-то сзади Веры сказал:
— Какого Государя убили!
Все больше и больше было молившихся людей. Многие становились на колени. Ближе ко дворцу не подпускали казаки, ставшие цепью вокруг площади.
Долго стояла Вера в безмолвной, в неимоверной печали в затихшей толпе…
Ни баррикад… Ни революции — ничего не было. Был один обман. Вера видела глубокое чувство потрясенных людей и видела, как молились горячо и искренно за погибшего Государя народные толпы. Она кругом слышала осуждение злодеев, злобу и презрение к ним…
Только развязный извозчичий голос: «Ванька, дьявол, будет тебе бар возить — Государя разорвало на четыре части» — на мгновение показал ей народное нутро… Но тогда Вера этого не поняла.
— Вот оно как обернулось-то, — сказали подле Веры и толпе, — Царь-Освободитель, Царь-Мученик…
Вера не посмела оглянуться на говорившего, и тот продолжал:
— Это всегда и везде так бывает… Христа, освободившего людей от смерти, распяли. Чем кто больше сделает добра, чем милостивее и величественнее правит, тем скорее ожидает его венец мученика…
