– Они – такие глупые, как вы, европейцы, хотите, чтобы были мы все! Вы просто такими хотите нас видеть.
I do see his point. I just never looked at it that way when I was a child .
Я была очень близка к тому, чтобы посетить Арубу – «родину героя»- опять-таки благодаря дяде Патрику, который уже даже договорился, чтобы нас взял туда на пару дней какой-то попутный корабль. Но опять-таки ничего не получилось из-за Сонни…
…Работать у дяди Патрика мне нравилось. Я целый день вкалывала на компьютере, поглядывая время от времени вниз с балкона двухэтажного просторного здания, окруженного высокими пальмами,которые по утрам поливал Жан. Один раз дядя Патрик попросил Жана покрасить забор, и Жан старательно покрасил его – с одной стороны.
– Все равно с другой не видно!- объяснил он мне.
Мимо дома проходила оживленная дорога на Вестпюнт. На дорогах на Кюрасао часто происходили несчастные случаи. Вдоль дорог продавали билеты местной лотереи, выиграть в которую шанс был намного выше, чем в Европе. Но шанс того, что с тобой на дороге что-нибудь может случиться, был еще выше.
Периодически приходили соллиситанты – подавать заявления на работу в качестве охранника. Я только принимала у них заявления, интервью проводил сам дядя Патрик. Особенно отчетливо мне запомнился один из соллиситантов: в резиновых шлепанцах-«вьетнамках» на босу ногу, с воткнутой в шевелюру расческой и с лицом пофигиста. Его буквально за руку притащила в офис его беременная жена. Она же отвечала за него на все вопросы. Мне было ее очень жалко.
– Может, наймете-таки его, сеньор Патрик?- спросила я вечером после работы. – Жалко женщину, она так старалась! В конце концов, какая там особая работа?
Сеньор Патрик снисходительно улыбнулся и произнес длинную пространную речь, из которой следовало, что с человеческой точки зрения он совершенно со мной согласен, а вот с точки зрения бизнеса -нет. А мне виделся один только голодный маленький ребеночек… Плевать я хотела на какой-то там бизнес, если он останется голодным! Он себе, в конце концов, жизнь не выбирал.
Конечно, не все были настолько американизированными на острове, как дядя Патрик. Отношение к голландцам на острове было чаще всего умеренно-неприязненное. Но отношение к вопросу о независимости было более сложным: несмотря на всю неприязнь к колонизаторам и на осознание фактов дискриминации и эксплуатации, ее мало кто безоговорочно хотел. Люди просто не верили в свои силы. Они приводили в качестве примера другие небольшие карибские страны, жизнь в которых после достижения ими независимости, мягко говоря, лучше не стала. Естественно, самая старая в полушарии независимая страна – Гаити – была в этом отношении просто кричащим примером. Но сказывалась все-таки и американизация молодого поколения здесь – чуть ли не с пеленок. Уроженец Кюрасао растет на американской культуре в гораздо большей степени, чем европейские дети. В атмосфере восхищения американцами и почти религиозного трепета перед ними, которые те создали в отношении себя сами. «Сам не похвалишься, кто тебя похвалит?»- как любил повторять бабушкин брат. Это про янки. Жители Кюрасао видели в них, казалось, некий противовес голландцам и старались сыграть на этом противопоставлении. Чаще всего – не очень-то удачно.
Тем не менее, как я, к своему удивлению, обнаружила, на Кюрасао многие с большой симпатией относились к Кубе и к Фиделю. Казалось бы, с такими настроениями, как у них, логично было бы поддерживать бешено-антикубинские выпады, столь характерные для собственной метрополии и ее псевдо-левых «интеллектуалов», не говоря уже об «американских инвесторах»- ан нет, народ Кюрасао хорошо знал, что на Кубе прекрасная медицина, хорошее образование и вообще нормальная жизнь. Многие возили туда на операции своих родственников: выходило намного дешевле и качественнее , чем в соседние Венесуэлу или Колумбию. В Венесуэле тогда Чавес еще не пришел к власти…
В самом конце моего пребывания на Кюрасао в моей жизни произошло еще одно событие: я… окрестилась. В католической церкви. У самого местного епископа и под его непосредственным руководством. Не потому, что я вдруг стала такая верующая, и не для того, чтобы угодить бабушке Май – хотя, понятно, она была на седьмом небе от счастья. А потому, что меня об этом попросила моя собственная мама-коммунистка, которой к тому же почему-то вдруг теперь казалось, что католическая церковь – «не такая коррумпированная, как наша». Тут бы мне и насторожиться: да что это там дома происходит, они что, все с ума посходили? – но я даже не задалась этим вопросом, настолько эгоистично были мои думы в тот момент заняты только этим прекрасным островом…
Май устроила по этому случаю большую пирушку. Май даже предложила нам в тот же день и пожениться церковным браком: чего зря время терять?
Мы к тому времени были расписаны уже два года. Трения между нами еще не были фатальными, но уже достигали такой степени, что их было достаточно, чтобы вызвать мои сомнения в необходимости такого шага. Я ведь знала, что церковный брак бывает только один – и уже тогда не была уверена на 100% , что я этого с Сонни хочу. Но не могла же я сказать вслух, что сомневаюсь в прочности нашего с ним союза – после совместных двух лет жизни! Вот так я и оказалась в один день крещеной, причащенной и замужем церковным браком…
За три месяца я срослась с Кюрасао душой и сердцем. Я уже не представляла себе своего будущего без него. Сонни не перебивал меня, когда я вслух строила планы на наше с ним будущее здесь, и потому я была уверена, что он их поддерживает.
… Уезжать мне не хотелось до такой степени, что я рыдала навзрыд. Омайра сама пустила слезу, вытирая мне щеки. И когда наш самолет взлетел, у меня на глазах все еще стояли слезы. Возвращаться в ненавистную Голландию для меня было хуже горькой редьки.
Но я в тот момент верила, что быстро на Кюрасао вернусь.
Ну, не позднее, чем года через три.
С тех пор прошло уже гораздо больше лет….
И когда я разводилась с Сонни, это был развод не только с ним.
Я разводилась и с его Родиной, и с его близкими, и со своими антильскими друзьями. С нашими мечтами.
И это было гораздо больнее, чем сам развод как юридический факт.
Мое последнее воспоминание о Кюрасао – небольшое заросшее поле за Сонниным домом, на котором я случайно обнаружила среди сорняков несколько кустарников хлопка. Напоминание о временах, когда его предки своим трудом создавали богатства тех, кто и по сей день продолжает держать этот остров своей мертвой хваткой, не переставая при этом громко кричать, что Антилы – это только обуза…..
Pot verdorie , если только обуза, тогда что ж вы все так отчаянно цепляетесь за них?
Глава 6. «У вас же теперь есть свобода!»
«Почему все не так?
Вроде все как всегда…»
(В. Высоцкий)
«Мама – анархия,
Папа – стакан портвейна»
Как меня с моими взглядами и идеалами вообще угораздило оказаться в такой беспросветно- капиталистической дыре как Голландия, спросите вы…
И будете, конечно, совершенно правы.
Не буду снимать с себя ответственность за собственные поступки, но виной стало еще и нелепейшее стечение исторических и личных обстоятельств….
