последующему нашему с ней телефонному марафону. Но в результате Вэньцзин очень долго мямлила что-то в трубке, так и не сказав ничего членораздельного, я начала было подумывать, что она сделала что-то нехорошее по отношению ко мне, из-за чего её теперь мучает совесть. Я решила повеликодушничать: 'Говори как есть, я правда не буду тебя винить, и вообще, нашла с кем церемониться!'
Вэньцзин всё продолжала тянуть волынку, но в конце концов, прерываясь, сказала, что у Гу Сяобэя будет день рождения, и мне нужно будет пойти на него.
Я застыла с трубкой в руке. Я уже очень давно не вспоминала о Гу Сяобэе, даже почти забыла о его дне рожденья. Я долго молчала, сжимая трубку.
Наконец, я спросила: 'Это ты по наущению Гу Сяобэя в предатели записалась? Что ж он сам меня не пригласил?'
Вэньцзин в ответ только смущённо захихикала.
Я сказала, что если кого зовёшь в гости, то приглашать надо самому, просить третьих — не дело, это совсем не искренне. Договорив, я бросила трубку.
Положив трубку, я сидела в кресле и чувствовала, как на душе начинали поскрёбывать кошки. Раньше я за месяц до его дня рождения уже начинала обдумывать, что я ему подарю, доводя до истощения свои умственные силы, чтобы доставить ему радость. А сейчас о самом дне рожденья мне напомнила только Вэньцзин.
Я уже было погрузилась в вязкий мир мучительных воспоминаний, как зазвонил телефон. Я взяла трубку и услышала голос Лу Сюя: 'Линь Лань, у меня скоро день рожденья, обязательно приходи, обязательно'.
19
В тот вечер, когда Гу Сяобэй праздновал день рожденья, я вышла довольно поздно. Мы с Вэньцзин вместе поехали на такси. Он пригласил всех в какой-то новый весьма пафосный ресторан, перед входом 'Мерседесы', 'БМВ' и 'Порше' выстроились, словно на международном автосалоне. Гу Сяобэй и Яо Шаньшань стояли у входа и улыбкой привечали каждого пришедшего, при этом создавалось впечатление, что они просто созданы друг для друга.
В машине я рассказала Вэньцзин историю с пощёчиной от Яо Шаньшань, услышав об этом, она просто подпрыгнула на сиденье и начала поливать руганью Яо Шаньшань. Я посмотрела на позеленевшее лицо таксиста: похоже, он не ожидал, что такая
— Ещё болит?
— Нет конечно, это ж не вчера случилось, если б она меня ударила так, чтобы целый месяц болело, я бы давно уже позвала кого-нибудь, чтоб её логово с землёй сравняли!
— Неудивительно, почему Гу Сяобэй смалодушничал и не решился сам приглашать тебя, меня заставил звонить тебе. А ещё подумала, что у него старые чувства взыграли, чёрт бы его побрал.
Вэньцзин спросила меня, что я собираюсь подарить Гу Сяобэю. 'Красный кошель[25]. Правда'. Вэньцзин сразу погрустнела, да мне и самой было невесело. 'Если я подарю что-то романтичное или замысловатое, наша крепость опять не обрадуется, и снова сделает мне какую-нибудь гадость, поэтому я, как все, подарю красный кошель.
Мы вышли из машины, и к нам подошёл Гу Сяобэй. Яо Шаньшань стала расшаркиваться передо мной, изображая само дружелюбие, как будто, блин, те две оплеухи были совсем не от неё. На самом деле было понятно, в чём дело: перед нами стояли родители Гу Сяобэя, а в своих делах им часто приходится оглядываться на моего папу, что уж говорить об этой Яо Шаньшань, которая оглядывается на родителей Гу Сяобэя, даже когда ест, разве она осмелится выказывать мне раздражение?
Родители Гу Сяобэя очень радушно, взяв меня за руку, стали расспрашивать, всё ли у меня в порядке, в общем, как будто я была их собственным ребёнком. На самом деле, когда мы с Гу Сяобэем расставались больше всех против были его родители, очень сильно укоряли его, они думали, что это Гу Сяобэй бросил меня, а он тоже не стал оправдываться, проглотив все их обвинения. Его папа и мама давно уже признали меня своей невесткой, а после того как мы расстались, встретив меня, всё время говорили мне, что как только я прощу Сяобэя, то сразу могу вернуться к ним, переступить порог дома и стать невесткой семьи Гу. Вспоминать обо всём этом было тяжело, я сильно сжала руку Вэньцзин, а она ещё сильнее сжала мою. Я знала: она боялась, что я заплачу.
Яо Шаньшань стояла рядом и было видно, что её не очень обрадовало то, как меня приветствовали родители Гу Сяобэя, она смотрела на Гу Сяобэя, но он не обращал на неё внимания, и лишь всё время смотрел на меня, и я видела, что его глаза были полны мук и нежности. Но какая теперь разница, разве ты думаешь, что мы ещё можем вернуться в прошлое? Я отдала красный кошель Гу Сяобэю, я увидела, что когда он забирал его, его руки дрожали. Он, конечно, не думал, что я могла прямо так подарить ему красный кошель.
Входя в двери, Вэньцзин наступила на ногу Яо Шаньшань, но Гу Сяобэй сделал вид, что он ничего не видел, так что Яо Шаньшань ничего не оставалось, кроме как смотреть свирепым взглядом на Вэньцзин. Если бы она осмелилась влепить ей две затрещины, как мне, то Вэньцзин на месте прикончила бы её.
Перед началом ужина Гу Сяобэй поднялся на сцену с тем, чтобы отблагодарить всех гостей, собравшихся за несколькими десятками столов. Он был одет в костюм и кожаные туфли, и его вид мне вдруг напомнил день, когда он стоял за трибуной директора старшей школы, одетый в школьную форму, участвуя в выборах председателя студенческого совета. Несколько лет промелькнули в одно мгновенье.
Семья Гу Сяобэя и вправду богата: кушанья на каждом столе стоили не меньше 2000 юаней. Мы с Вэньцзин, взмахнув своими куриными лапками, решили потопить своё горе в еде.
Спустя некоторое время, подошёл Гу Сяобэй. Он посмотрел на нас с Вэньцзин и спросил, не могли бы мы вместе с ним обойти все столы, чтобы выпить с гостями. Он знал, что мы с Вэньцзин умеем пить. Вэньцзин молчала и не отрывалась от еды, я знала, что она специально выставила перед ним свою физиономию на обозрение. Гу Сяобэй продолжал стоять перед нами и было видно, что ему становится неловко. Наконец, я встала и сказала, что пойду с ним. Вэньцзин потянула меня за руку: 'Ты, блин, сдурела, что ли?'
Я не сдурела, просто я знала, что Гу Сяобэй не стоек к алкоголю, я боялась, что его кто-нибудь решит споить, меня Яо Шаньшань один раз напоила до рвоты, а рвота дурно пахнет.
Я шла вслед за Гу Сяобэем, выпивая с каждым столом, каждый раз, когда мне передавали бокал, я его выпивала залпом. Гу Сяобэй посмотрел на меня и сказал: 'Линь Лань, не надо так'. Я даже не посмотрела на него и продолжала пить, сказав лишь: 'Не твоё дело'. Один из тех, с кем мы выпивали, беспрестанно восхищался моей красотой, приговаривая, какой же Гу Сяобэй счастливчик. Я не стала ему ничего объяснять, Гу Сяобэй тоже. Как в тумане, мне подумалось что я как-будто и вправду всё ещё девушка Гу Сяобэя, а всё остальное не более, чем сон.
Когда я вернулась за стол, Вэньцзин уже за меня уминала суп, она предложила мне присоединиться, чтобы разбавить градус. Она передала мне пиалу, и я с бульканьем выпила всё в один присест, а в это время слёзы одна за другой капали в суп, но я не решилась сказать Вэньцзин об этом.
Вэньцзин сказала мне:
— Слушай, красавица, этот козёл только к тебе проявит нежность, как ты уже обо всём забываешь!
Я помотала головой и схватила её за руку:
— Не наговаривай на него. Впредь я так не буду делать. Будем считать, что сегодня я вернула ему то, что была должна.
Вэньцзин промолчала, но я видела, что и её глаза были полны слёз.
Пока мы говорили, к нам подошла Яо Шаньшань, рядом с ней был парень с лицом, как у лимитчика- колхозника. Она сказала мне: 'Линь Лань, вы наверное только что очень устали от всех этих тостов, наш Гу Сяобэй вас утомил'. Я про себя подумала, когда это Гу Сяобэй стал 'вашим'?
