'Блядь, вот говно!' — закричала Вэньцзин и швырнула палочки на стол. Потом она посмотрела на Яо Шаньшань и сказала: 'Извините, я не о вас, я о еде. Продолжайте, пожалуйста'.
На лице Яо Шаньшань проступила краска. Она сказала: 'Вот, я привела с собой своего кузена, он хотел бы с тобой выпить бокал'. Я ответила, что только что по кругу пила со всеми гостями, но потом подумала про себя, Линь Лань, ты что, неужели ты такая соплячка, что, выпив один кружочек, сразу свалишься?
'Ах вот оно что, я-то думала, что ж за быдлан пришёл, а оказывается, твой братик.',— сказала Вэньцзин.
Все, сидевшие за столом, почувствовали, что запахло жареным. Я потянула Вэньцзин за рукав: 'Не стоит у Гу Сяобэя на дне рожденья разборок устраивать'.
Кузен Яо Шаншьшань сразу переменился в лице: 'Девушка, что ж вы такое говорите!'
Вэньцин поднялась с места: 'Что хочу, то и говорю, тебе что надо, вообще, скажи спасибо, что тебе внимание оказали. Если ты меня сегодня достанешь, то здесь и сдохнешь'.
Яо Шаньшань, встав перед братом, сказала: 'Ну конечно, как же ты можешь доставать эту барышню, она ведь дочь влиятельных родителей. Мы пришли, чтобы с вами выпить, давай, Линь Лань',— сказав, она передала мне бокал. Ё-моё, опять пивной бокал с водкой — похоже, она не успокоится, по не сведёт меня в могилу.
Я только собралась взять бокал, как Вэньцзин выхватила его у меня. 'Куда тебе с ней пить, сначала со мной потягайся', сказала она кузену Яо Шаньшань и одним махом выпила бокал.
Увидев, что девочки пить умеют, он сразу раззадорился и тоже разом опрокинул свой бокал. Смотря на них, можно было подумать, что у них в бокалах родниковая вода.
Не прошло и нескольких минут, как Вэньцзин уже выпила три бокала, и весь стол сидел с открытыми ртами и не сводил с них глаз. Если честно, то я сама не знаю, сколько Вэньцзин может выпить, по крайней мере, я никогда не видела её пьяной. Но если так дальше дело пойдёт, то здесь и Ли Бо[26] упился бы в усмерть!
Наконец кузен Яо Шаньшань, видимо, не выдержав, помахал рукой и, сказав 'героические женщины', удалился. Яо Шаньшань выругалась себе под нос: 'Сраный сопляк'. Я протянула ей бокал и спросила, не желает ли она выпить по паре бокалов со мной. Она очень неестественно засмеялась и ушла. Я бросила ей в спину: 'Сраная соплячка',— так что это услышал весь стол. Было видно, как Яо Шаньшань аж затрясло от злобы.
Лишь я села, как Вэньцзин вдруг вцепилась в меня. Я подняла голову, чтобы спросить в чём дело, и тут же увидела страдальческое выражение её лица. Она сказала: 'Линь Лань, пойдём помоем руки'.
Ещё не дойдя до унитаза, её вырвало так, что потемнели небеса, как будто её сейчас будет рвать внутренностями. Я испуганная стояла рядом. Вэньцзин продолжало рвать, я смотрела на её мучения и мне стало очень жалко её. Я сказала: 'Вэньцзин, прости меня'.
Вэньцзин подняла голову и засмеялась сквозь боль: 'Дурочка, за что тебе извиняться? Я же, блядь...'
Не успев закончить, её опять вырвало. Я стояла рядом, и моё сердце разрывалось, слёзы катились из глаз большими крупинками. Мы с Вэньцзин с детства были вместе. Каждый раз, когда я что-то натворю, она помогала мне уладить. Я была ребёнком, который постоянно наделает дел, мама называла меня 'бедокуркой', куда бы я ни пошла, с кем бы не повелась, везде и со всеми у меня случались неприятности. Но каждый раз Вэньцзин расхлёбывала за меня кашу.
Я подошла, чтобы обнять её, но в результате я распласталась у неё на плечах и зарыдала. Увидев, что я плачу, Вэньцзин немного растерялась. Она не может видеть, как я плачу, раньше она мне говорила, что ей не было бы так тяжело смотреть на то, как меня режут, чем на то, как я плачу. Помню, тогда я отругала её за такие сравнения.
Вэньцзин сказала: 'Ничего страшного, Линь Лань, правда, ничего страшного'. После этого меня как будто прорвало, и я заревела так, что затряслись земля и небо.
Выйдя из уборной и проходя по корридору, я увидела Гу Сяобэя и Яо Шаньшань. Половина лица Яо Шаньшань покраснела, даже как будто опухла, она была вся в слезах, как обиженный непорочный цветок. Только я знала, какое сердце гадины из гадин бьётся под шкурой этой красавицы.
Мы с Вэньцзин прошли, не обратив на них внимания, лишь у меня промелькнуло: 'Гу Сяобэй, мы с тобой действительно больше ничего не должны друг другу'.
20
После возвращения с дня рождения Гу Сяобэя у меня поднялась температура, и я провела два дня в состоянии больного сна. Когда я открыла глаза, я обнаружила, что я уже нахожусь в родительском доме. Мама сказала, что она забрала меня к себе. Она звонила мне, и я ей начала что-то говорить в горячечном бреду и плакать в телефон, она не понимала, что случилось и здорово перепугалась. Я смотрела на маму и подумала, что всё-таки эта старушка заботится обо мне, и весело ей улыбнулась.
Все последующие дни кто-нибудь навещал меня, один за другим. Первой пришла Вэньцзин и начала исступлённо бахвалиться, какая она в тот день была героиня,— так же исступлённо, как она в тот день блевала. Я ей говорила: 'Да-да-да, ты самая охренительная'.
Потом пришёл Байсун и начал нести что-то про то, какая я большая, а всё ещё болею. Вот новости, неужели только детям болеть разрешается? Потом мы болтали про первую любовь, он мне поведал, что его первую любовь разрушила я. Только теперь я узнала, что я была первым человеком, по-настоящему понравившимся Байсуну. Я испугалась, что он начнёт сводить со мной старые счета, поэтому не решилась завязывать разговор. Чтобы переменить тему я спросила, как получилось, что ему стала нравиться Жасминчик. Он посмотрел на меня, подумал какое-то время и очень серьёзно сказал: 'Ты знаешь, Ли Жасмин не такая, как вы с Вэньцзин, она не из богатой семьи, один раз мы сней ходили по магазинам, и она увидела, что в магазине каких-то плюшевых собачек-медвежат распродажа, она очень долго простояла в дверях, а потом нерешительно тихим голосом спросила: 'Байсун, купи мне игрушку, ладно?' Игрушка точно стоила меньше 50 юаней. Я смотрел на неё и моё сердце сжималось. Я тогда подумал, что я обязательно должен сделать её жизнь лучше'. Услышав слова Байсуна, моё мнение о Ли Жасмин в одночасье переменилось. Может, она и вправду с детства была воспитана как леди, может это не фальшь? Если так посмотреть, то нас с Вэньцзин, у которых одна пара сапожек стоит несколько тысяч, точно надо расстрелять. Когда Байсун уходил, я сказала ему: 'Хорошенько заботься о Ли Жасмин'. Он улыбнулся в ответ: 'Разумеется'.
Потом пришла Вэйвэй — вот уж точно богатенький Буратино,— принесла кучу сумок, больших и маленьких: женьшень, панты, медвежьи лапы — с этим добром можно было бы аптеку открывать, увидев это, моя мама застыла с выпученными глазами и открытым ртом. Моя мама тоже немало повидала свет, каждый раз на Новый год и другие праздники нам тоже не второй свежести подарки дарят, но такого изобилия, как в этот раз, она ещё не видела. Я взяла Вэйвэй за руку и усадила её на кровати подле себя, а мама налила ей пиалу куриного бульона. Вэйвэй сразу вызвалась кормить меня, и пока кормила, сама начала есть — где же твоя человечность! Я не успела дорассказать, как мы попались на злодейские уловки гадины Яо Шаньшань, как Вэйвэй вскочила с кровати и с криком: 'Да, чтоб её!' разбила пиалу оземь. Увидев, как моя только что купленная фарфоровая пиала со звоном разлетается на мелкие кусочки, я тоже подпрыгнула с кровати и, потрясая кулаком, гневно закричала: 'Блин, ты ж мою пиалу разбила!'
Последним пришёл Лу Сюй. Я приказывала ему подавать мне салфетки, чистить яблоко, наливать воду, в общем повелевала им, как рабом,— раз уж заболела, так надо воспользоваться ситуацией до конца. Я смотрела на то, как он, словно агнец, слушался меня, и уже начала было сомневаться тот ли это Лу Сюй, что носился за мной по офису и лупил меня. В тот день я опять рассказала ему о нас с Гу Сяобэем, только, разумеется, поменяла все имена персонажей на ABCD. Я велеречиво и восторженно повествовала обо всём этом, а когда подошла к концу, увидела, что у Лу Сюя какое-то странное выражение лица, как будто страдающее и серьёзное, и как будто ему немного жаль меня. Увидев, что дело пошло не туда, я перестала
