ничего не делаешь сам'.
Война в Чечне, несмотря на то, что Рохлин, по его же словам, 'немного отдалился' от нее, продолжала оставаться главной темой размышлений генерала. Именно ее уроки давали пищу для анализа состояния армии. Пережитое на ней возбуждало в нем непримиримость к творившемуся в руководстве Минобороны беспределу, подвигало на бескомпромиссную борьбу с теми, кто так или иначе виновен в гибели и увечье солдат и офицеров, за лучшую долю тех, кто кормит вшей в ее окопах.
Генерал помнил, как умирали его солдаты и офицеры... Помнил слезы вдов и матерей.
Помнил он и то, как вели себя военачальники.
'Разве могут оказать воздействие на боевые действия в Чечне главнокомандующий Сухопутными войсками Семенов В. М. и командующий Воздушно-десантными войсками Подколзин Е. Н., пропустившие через Чечню практически всех своих подчиненных, но ни разу не побывавшие ни в одной расположенной там части?' - спрашивал генерал в своем выступлении.
Сугубо военные аспекты проблем армии Рохлин еще в мае проанализировал в своем докладе по факту гибели военнослужащих 245-го мотострелкового полка в Чеченской Республике 16 апреля 1996 года (см. приложение). На примере неудачных действий этого полка генерал показал общее состояние Вооруженных .Сил, проблему комплектования частей и подготовки кадров, пороки в организации управления войсками.
'Вина руководства Министерства обороны состоит в том, что, сокращая армию с 3,5 до 1,7 миллиона человек, оно не оставило в ее составе развернутых по полному штату, высокообученных, материально укомплектованных соединений и частей, - говорил Рохлин. - Опыт показывает, что наличие 2-3 таких дивизий с самого начала боевых действий могло обеспечить оперативное решение всех военных вопросов в Чечне'.
В ходе подготовки этого доклада Рохлин побывал в войсках, находящихся в республике.
- Когда я прибыл туда, - рассказывает он, - то неожиданно встретил подполковника, который служил у меня в оперативном отделении корпуса. Мы обнялись. 'Что ты тут делаешь?' - спрашиваю. Он отвечает: 'Я начальник оперативного отдела Объединенной группировки войск'. Мне стало грустно. Я этого подполковника однажды чуть не уволил за халатное отношение к своим обязанностям. Человек он неплохой. Но как профессионал... Получалось, что во всех Вооруженных Силах не нашлось опытного генерала, начальника оперативного отдела армии или округа, который мог бы стать начопером группировки войск в Чечне. Сложнейшую работу поручили подполковнику без опыта и без авторитета...
Уровень управления войсками в Чечне за время боевых действий постоянно падал. Боевойопыт, приобретаемый офицерами, уходил как вода сквозь пальцы. Офицеры менялись каждые три месяца. На их место приходили те, кто вновь приобретал этот опыт ценой жизни своих подчиненных.
'Министр обороны забыл о том, как готовились резервы для Афганистана, - говорил Рохлин в докладе, - когда офицеры месяцами занимались в батальонах офицерского резерва, а солдаты отправлялись в боевые части только после напряженной боевой подготовки в учебных подразделениях не менее четырех месяцев'.
Но уже в Афганистане, как помним, Рохлин видел, что замена офицеров и через два года нецелесообразна. А в Чечне вместо учета афганского опыта - полное его забвение.
Впрочем, о чем можно было говорить, если даже высшие офицеры и генералы, командиры Объединенной группировки тусовались как карты в колоде. А президент готов был послать министра обороны в Чечню только 'на недельку'.
'Руководство Министерства обороны редкий гость в Чеченской Республике, - отмечал Рохлин в докладе, - а если и появляется там, то не дальше аэропортов Северный и Ханкала, после чего срочно улетает'.
Можно ли после этого верить, что руководство страны заинтересовано в решении проблем чеченского кризиса?
Еще раньше Рохлин не раз обращался к командующему Северо-Кавказским военным округом генералу Анатолию Квашнину с различными предложениями по решению военных проблем в Чечне.
- Квашнин относился к чеченской проблеме так же легко, как к штурму Грозного, - говорил Рохлин. - С тех пор он ничему не научился. На мои предложения он отвечал: 'Лев, не волнуйся. Я встретился с аксакалами и обо всем договорился. Война скоро окончится'.
Анатолий Васильевич, если судить по словам Рохлина, уникальный человек. Он может взяться за любое дело. А провалив его, доказать, что он все делал правильно. При этом создается впечатление, что генерал искренне верит в то, что говорит.
Еще в Грозном, после того как Рохлин закрепился в центре города, Квашнин, прилетев к нему, рассказал, что когда в Моздок приехал его бывший сослуживец, полковник, у которого в Чечне погиб сын, то у них состоялся разговор...
- Как же все произошло? - спросил полковник.
- Я развернул карту, - говорит Квашнин, - и показал ему план операции. Он убедился, что все было спланировано правильно. Это низовые командиры все провалили.
Что же, успех Рохлина в Грозном давал Квашнину повод так говорить. Ведь 8-й корпус тоже отмечен на карте и действовал по плану командования группировки. В плане ведь не написано, какой вклад внесло это командование в успех отдельно взятого генерала и его подчиненных. И как этот успех им достался.
Много позже, когда Анатолий Васильевич Квашнин станет начальником Генерального штаба и подготовит план реформы армии, Рохлин напомнит ему тот разговор и спросит:
- А вы не боитесь, что получится как в Чечне?
- Мы все спланировали правильно, - ответит Квашнин. - И не виноваты, что правительство не дает денег на реформу...
Убежденности начальника Генерального штаба в собственной непогрешимости можно только позавидовать. Возможно, это и нравится тем, кто способствует стремительной карьере генерала, под чьим руководством войска потерпели в Чечне сокрушительное поражение.
Кроме Квашнина, практически все главные лица чеченской войны из числа генералитета либо сделали головокружительную карьеру - Леонтий Шевцов и Анатолий Куликов, либо без проблем удержались на постах - Павел Грачев, Сергей Степашин, Виктор Ерин.
Грачева и Ерина убрали позже. И вовсе не по причине поражения армии в Грозном. А Степашин, несмотря ни на что, вновь теперь на коне. Для того, чтобы всем стала понятна его незаменимость, ему осталось совсем немного - порулить Министерством культуры.
С мастером закулисных интриг Евгением Савостьяновым, одним из авторов идеи похода оппозиции на Грозный в ноябре 1994 года, когда сотни обманутых российских солдат и офицеров были завербованы и брошены в сомнительную авантюру, тоже ничего не случилось. Его не уволили и даже не пожурили. А ведь поход этот, кроме прочих бед, помог дудаевцам вскрыть, уничтожить или, как минимум, напугать всех сочувствующих оппозиции.
Не исключено, что вместе с просто сочувствующими была вскрыта и вся агентура ФСК - ФСБ. Иначе как объяснить, что войска не имели никаких разведданных о силах боевиков, вооружении, местах их дислокации и намерениях? Мало того, были дезинформированы. Как, например, командующий ВДВ генерал Евгений Подколзин, который имел от ФСК информацию, что у Дудаева всего 250 вооруженных бандитов ('Вечерняя Москва', 17 января 1995 года).
Кстати, вопросы генерала Рохлина насчет законности действий властей по организации попытки военного переворота в Чечне в ноябре 1994 года так и останутся без ответа. Российские законники как воды в рот набрали.
А политологам, историкам и военным еще предстоит поискать ответы на другой вопрос: отчего все лица, так или иначе причастные к провалу военных операций в Чечне, в итоге стали лишь ближе и дороже высшему политическому руководству страны?
...В горах Кавказа продолжались бои. Несмотря на отдельные успехи, в частности, успехи войск под командованием генерала Шаманова, взявших Бамут и ряд других населенных пунктов, закрепить их не удавалось. Всякий раз, как войска ставили боевиков перед фактом разгрома, вмешивались политики: объявлялись перемирия. Боевики получали передышку, возможность отдохнуть и перегруппировать силы. После чего все начиналось сначала. Устранение Дудаева тоже ничего не изменило.
