Преподаватель симметрии. Роман-эхо

— Не исключено. — Урбино насупился.

И он пошел к себе наверх как бы творить; на самом деле рухнул на вчерашний матрац, все еще нежно пахший Лили, и задрых на первой же строчке: „А вы сочините, попробуйте…“

— Я понял, что такое слезный скулеж

— Ну?

— Голод. Как раз пять букв.

— Все равно не подходит. Там начало на Н. Зато я открыла новую планету!

— А я все равно жрать хочу!

— А у меня все готово.

И это были спагетти с мидиями.

— Что, плохо тебе? — с лаской спросила Лили.

— Ну и что за планета? — спросил Урбино с набитым ртом.

— ЗЕМЛЯ! — торжествующе воскликнула Лили.

— Земля! — расхохотался Урбино. — Надо же! Да он просто король, этот твой кроссвордист! Что хотит, то и воротит. Впрочем, может, это мы потому не сообразили сразу, что мы здесь и не на Земле, сама говорила. Зато у нас появилась еще и буква Л.

— Ну и что получается?

— В смысле?

— В смысле пресс, толкающий время… Все буквы уже есть.

— Л… П… Р… Ш… О… Все равно ничего не получается!

— А ты напрягись, подумай!

— Объелся уже думать… Ладно, не томи. Дай кофе…

Урбино проглотил кофе и разглядывал чашку.

— Ну?

— Что — ну?

— Слово!

— ПРОШЛОЕ!

— Пресс, толкающий время, — это прошлое. Знаешь, этот твой составитель гений!

И Урбино впал в задумчивость.

— Не унывай. Не тебе же одному быть гением… Знаешь, что такое слезный скулеж?

— Не хочу больше!

— НЫТЬЕ.

— А вот это уже лишнее. „Слезный скулеж“ все равно безвкусная формулировка. А вот „Пересеклись земля и прошлое…“ — чем не строка?

— Так пиши!

— Уже написал.

— Так прочти.

— Не сейчас… Потом. 

— Вижу я тут какую-то тучу… и молнию… не иначе к перемене погоды… — ворковала Лили над вечерней чашкой.

— А я вчерашнюю „чашку“ уже начал сочинять…

— Прочти.

— Да это так. Набросок…

— Все равно прочти.

— „Смерть невесты“ называется…

— Невесты?.. Читай!

1. Черновик

Но смерть, как смерть, легка,
А жизни не поправишь…
Река… рука… мягка…
Рояль без струн и клавиш.
(Сомнительна „река“…)
Рука без струн и клавиш…
Безжизненна рука… А ртуть жива…
(Не сплавишь…) И смерть, как ртуть, жива —
Рояль стоит без клавиш,
И жизнь, как ты, мертва —
Рулем без лодки правишь.
Вот градусник разбит,
А зеркальце в руке
Слепая ртуть дрожит,
Как зайчик в потолке…
(Никак не „в“, а — „на“…)
Рояль приводит к гамме,
Как луч, дрожит струна,
И ртуть есть в амальгаме.
Жива одна строка —
В неуясненной драме:
„Но смерть, как смерть, легка“..
Светла. Кругла. И — Amen.

2. Подстрочник

Так он — Умер?
(Никто не может этого подумать — но подумали все.)
Простенькое дочкино зеркальце
поднесла она к губам,
чтобы никто не начал первый.
Она взглянула на него
и
в улетучивающемся облачке
отразилась
сама
и увидела себя
только себя
и не узнала.
Нет, это не зеркало поднесли к губам…
Это жизнь его на мгновение подошла к зеркалу
и отразилась в нем так легко,
как девушка,
уверенная в том, что никто никогда не пройдет,
а моложе и прелестней быть невозможно,