М. Ю. Лермонтов прав только отчасти. Он описал самое тяжелое, самое неудачное для развития время на Ближнем Востоке – начало XIX в. Но времена меняются, и в них меняются люди. Время врачует самые тяжкие болезни этносов. И выздоровление наступает, когда происходит процесс вторичной интеграции или, вернее, регенерации.
До тех пор пока кочевники, покинувшие родную землю и оказавшиеся господами своих бывших хозяев-рабовладельцев, противопоставляли себя им и беззащитным народным массам, которых они только угнетали, но не считали даже нужным защищать, страны Среднего Востока слабели. Но внуки и правнуки куманов, карлуков, канглов и найманов, родившиеся в цветущих оазисах Хорасана, на просторах Междуречья Тигра и Евфрата, которое называлось Диарбекир – Месопотамия, – постепенно сливались с местным населением в новые этнические целостности.
Этот процесс, не замеченный великим поэтом, шел исподволь в XVI в. и, как всякий инкубационный период, мог быть замечен с большого расстояния. Народы-этносы, обновляясь на основе очень сложного генезиса, преодолели инерцию распада, и в настоящее время можно ждать появления обновленной культуры Передней Азии, Ирана и Северной Африки.
А тот тяжелый период, который породил 600-летний упадок, не был предначертан закономерностями истории. Он был результатом трагической случайности – победы султана Кутуза над Кит-бугой-нойоном в долине Айн-Джалуд.
Третье предательство – убийство друга
Кутуз, казнив Кит-бугу-нойона за дерзкие слова, совершил поступок, который в те времена считался нехорошим. Военнопленного, если он не был преступником, следовало отпустить за выкуп. Даже существовала определенная такса: сколько брать за простого воина, сколько – за барона, сколько – за принца крови и сколько – за короля. Если же пленник был беден и не мог сам выкупиться – его полагалось ставить на невольничий базар и продать, но не убивать. Средневековая война имела правила, которые обычно соблюдались.
Из этих правил исключались исмаилиты и рыцари-монахи: тамплиеры и иоанниты, так как их организации были основаны на тайне, а в те времена люди полагали, что где тайна, там – дьявол. С этим персонажем воины иметь дела не хотели, потому что с ним были обязательно связаны ложь и обман. А кому охота быть обманутым?
Но Кит-буга не был ни преступником, ни членом секты. Поэтому, казнив его, Кутуз совершил убийство: грех, за который он должен был понести наказание от Аллаха. И он его понес.
Почему монголы так долго – с 1208 по 1260 г. – и так упорно воевали с половцами? Да потому, что они хорошо их знали! Знали их отвагу, неукротимость, железную выдержку, блестящие способности. Единственным качеством, не дающим половцам возможности добиться успеха, была их «старость», т.е. снижение пассионарности системы до уровня гомеостаза. При этой фазе любой талантливый человек воспринимается соплеменниками как угроза основам общества, и общество делает все возможное, чтобы помешать талантливым людям осуществлять деяния, которые могли бы спасти народ.
Это кажется парадоксом: почему разумные люди не ценят человека, который за них решит насущные задачи, важные для общего дела, в котором заинтересован каждый? Потому, что личные сознательные решения тонут в общественной эмоции, протестующей против признания соседа лучше себя.
Вспомним одну из «Удивительных историй» П. Карякина, опубликованную в «Известиях» несколько лет тому назад, – «Выпендривающийся Жора», где увольняют хорошего продавца из магазина именно за то, что он хорошо продавал рыбу. Этот фельетон – предупреждение. Мы еще не старый этнос, прожили 600 лет, т.е. половину нормального срока. Поэтому такое отношение к таланту считаем безобразием и высмеиваем в печати. А половцы жили уже шестнадцатый век (с III. до н.э. по XIII в. н.э.). Фактически они закончили свой цикл этногенеза и превратились в реликт, лишенный саморазвития, но не потерявший природных свойств: мужества, выносливости, физической силы.
Пассионарии среди них еще встречались, но как аномалии. Таким был мамлюк Бейбарс, похожий на других кыпчаков, примерно настолько, насколько Наполеон Бонапарт походил на остальных корсиканцев. Признак пассионарности имеет широкий спектр вариаций, но даже при случайных вспышках он не может существенно изменить закономерность этногенеза, как в период подъема, так и в эпоху угасания.
Именно поэтому кыпчаки (они же куманы или половцы), канглы (печенеги), карлуки (отрасль тюркютов) и гузы обретали силу и находили себе применение лишь в «сочетании с более пассионарными этносами. Так, в сочетании с русскими они сложились в этнос украинских казаков, в контакте с иранцами – в шиитскую Персию, а в Египте, находясь в изоляции от аборигенов, мамлюки продержались до 1798 г., т.е. до похода Наполеона.
«Но вернемся к нашим баранам».
Воинствующая посредственность всегда нетерпима и больше бьет по своим, чем по чужим.
Выше мы приводили наблюдение мусульманского автора, Фахр ад-Дина, что тюрки у себя дома не могут выдвинуться, т.е. проявить свои способности, зато за границей они легко делают карьеру. Здесь мы видим этому блестящее подтверждение. Кыпчаки победили монголов в Сирии и могли бы это сделать в Прикаспии, если бы монголы дали им время для этнической регенерации. Но монголы в 1208–1242 гг. крепко держали инициативу в своих руках. Вероятно, они бы и теперь победили, если бы не внезапный удар в спину, который нанесли им франки Акры.
Победа Кутуза больше всего огорчила его лучшего друга Бейбарса. Этот витязь считал себя обиженным судьбой, и не без оснований. Ведь это он, командуя буйными хорезмийцами, разбил при Газе франко- сирийское войско в 1244 г., принудил к капитуяции французского короля у стен Дамьетты в 1250 г. и тогда же убил Тураншаха и упразднил династию Аюбидов в Египте. И в эту войну именно он разбил монголов при Газе и, приняв на себя главный удар конницы Кит-буги, выдержал натиск и обеспечил победу. И вот, несмотря на все это, кыпчаки отдали престол Кутузу, а не ему и восхваляют опять Кутуза, а не его. Очевидно, на своем островке на Ниле половцы вели себя так же, как на берегах Дона и Яика, – зажимали талантливых соплеменников, хотя сам Кутуз благоволил Бейбарсу. Однако тот уговорил трех своих товарищей убить султана. Как ему это удалось – неизвестно.
Кутуз возвращался в Египет и отправил вперед войско и султанский шатер. Бейбарс и другие заговорщики его сопровождали. По дороге Кутуз «поднял» зайца и галопом гнался за ним, как в своих родных степях. Заговорщики неслись за султаном, и, когда султан отделился от свиты и остановился, один из них подошел к нему и попросил милости для какого-то пленника. Султан согласился. Тогда мамлюк приблизился к нему, чтобы поцеловать руку в знак благодарности, крепко сжал протянутую правую руку султана и держал ее, а Бейбарс ударил Кутуза саблей. Другие заговорщики сбросили раненого Кутуза на землю и расстреляли из луков. Это произошло 24 октября 1260 г.
Приходится думать, что убийство было неожиданностью только для султана. Когда, несколько часов спустя, убийцы подъехали к султанскому шатру, эмир Актай, второе лицо в султанстве, спросил: «Кто из вас его убил?» «Я», – ответил Бейбарс. «Государь, соблаговолите сесть на место султана». Бейбарс сел и принял присягу.
История странная и грязная. Но время для расследования упущено, и теперь невозможно сказать, как произошел этот государственный переворот. Последствия его были тяжелыми. Новый режим больно ударил по христианским подданным Бейбарса. Их стали угнетать и обижать разными способами. Караваны паломников, которые доселе свободно ходили из Яффы в Иерусалим, стали подвергаться нападениям бедуинов, которым египетский султан не препятствовал. Была завоевана христианская Нубия, и ее население было обращено в ислам. Гордая Акра, пренебрегшая союзом с монгольскими христианами, была вынуждена сражаться с половецкими мусульманами, которые при преемнике Бейбарса – Калауне – взяли все христианские крепости Палестины. Из этих крепостей спаслись только «франки», которые успели подняться на борт итальянских галер и добраться до прекрасной Франции. Мамлюки крестоносцев в плен не брали. Захваченных рыцарей они толкали вниз с башен взятого города и ловили их на копья. Так закончились крестовые походы.
Крестоносцы заступались за убийцу и грабителя только потому, что он был им «свой». Все это хорошо знали юристы Болоньи и Сорбонны, недоумевая только, как будут оправдываться тамплиеры? А они
