- Эркин *.
- Еркин?.. - недоверчиво повторил бий и пошлепал губами, словно пробуя слово на вкус. - Ты не боишься его носить?
- Нет.
- Ты-храбрец. - Бий вернул клинок в ножны, указал рукой на юрту. - Заходи, Еркин. Кунак в юрте - счастье в юрте. Будем пить кумыс вместе.
Одни ковры и кошмы юрты Айдос-бия знали, о чем говорил чужак с их хозяином. К вечеру чужак исчез, словно растаял в золотистом степном мареве, а Айдос велел сыновьям Рзе и Торе седлать коней и сам ускакал с ними за горизонт, только белесое облачко пыли еще долго стояло над низкорослыми кустиками.
А потом покатилось по Приаралыо наперегонки с пылевыми смерчами огненное слово 'свобода' и другое, издавна волновавшее сердца степняков, - 'Россия'. И бежали в страхе к Мухаммадрахимхану хивинскому сборщики налогов и податей, и несчетными кострами кочевий озарилась древняя степь, и под булатный звон закачались над ней протяжные, полузабытые песни о лучшей доле. И на суровом, обдуваемом с суши и моря, берегу Арала, куда денно и нощно тянулись несчетные караваны повстанцев, на глазах начали подниматься неприступные Гастионы крепостных стен. И опять большим человеком, отцом живущих на приаральских просторах каракалпаков стал хаким Айдос-бий, незадолго до того лишенный хивинским ханом всех привилегий и полномочий. Даже спесивые племенные вожди и те покорно склонили перед ним головы, притушив дг поры зловещий блеск раскосых диковатых глаз.
* Свободный.
- Зачем они тебе? - возмущался Симмонс, появляясь время от времени в стане мятежников. - Они же тебя при первой неудаче в клочья разорвут. Ты им - нож поперек горла. Неужели не понимаешь?
- Понимаю, - усмехался Айдос, и отблески костров плясали в его загадочных колдаульских глазах. - Без них народ не поднять. Одного оттолкни - весь род на дыбы встанет, все племя отшатнется. У нас так.
- 'У вас, у нас'! Тебе свое государство делать надо. Армию вооружить. С Россией договор заключить. Скот поделить поровну, степь.
- Чудно говоришь, Еркин, - качал головой Айдос. - Зачем степь делить? Вот она - и так вся наша. А скот аллах каждому даст, сколько надо. Ты тогда правильно сказал: подними степняков, собери вместе, объясни, что к чему, - поймут, за тобой тронутся. Видишь - собрал, поняли. Людей Мухаммадрахимхана прогнали. Налогов не платим. Каждый как хочет живет. У хана в Хиве поджилки трясутся, не знает, в какую нору шмыгнуть. А сунется с нукерами, - вон нас сколько! Конями затопчем.
'Затоптал один такой! - с тревогой и горечью думал Симмонс. Айдос и злил и восхищал одновременно. Непостижимым образом сочетались в нем дремучая мудрость и такое же дремучее невежество, непримиримость и благодушие, лихая удаль и панический страх перед волей всевышнего.
- Ладно, - буркнул Симмонс, поднимаясь с кошмы. - Делай, как знаешь. Гонцы от русских вернулись?
- Нет еще, - беззаботно отвечал Айдос-бий. - Вернутся, куда денутся? Садись, Еркин, есть будем, кумыс пить будем!
Ну как тут было не возмущаться?
Прежде чем покинуть лето 1827 года, Симмонс-Эркин еще раз предупредил Айдос-бия:
- Крепость-крепостью, она вам еще пригодится. Создавай войско, Айдос, пока не поздно.
- А это разве не войско? - искренне удивился бий и обвел рукой пылающие в ночи костры. - Каждый джигит - воин!
Оставалось .только махнуть рукой, и Симмонс, чертыхнувшись в сердцах, включил портативный времятрон.
Закрутившись с делами (идиот Дюммель совсем отбился от рук: то пил горькую, то вдруг становился чрезмерно галантен, следил за своей внешностью, за столом, строил Эльсиноре глазки, сутками не вылазил из публичного дома), Симмонс только через полгода разыскал Айдоса и сразу понял, что успел как нельзя кстати.
На пыльной, поросшей редким кустарником равнине выстроился внушительный отряд всадников в пестрых вощеных халатах. Сверкали на солнце кривые азиатские сабли, лес увенчанных бунчуками копий покачивался над головами конников, а метрах в двухстах нестройной пешей толпой стояли кочевники, размахивая кто чем мог: саблями, топорами, длинными самодельными ханжарами *.
- Все понятно, - взволнованно бормотал Симмонс, доставая бластер из кармана пиджака. Поднял предохранитель и перевел рычажок установки мощности на последнее деление: теперь одного выстрела было достаточно, чтобы смести в порошок средней величины город. - Допрыгался, стервец. Накликал беду на свою голову. Ну не сукин ли сын?
Он выбрал удобную позицию и встал в ажурной тени чахлого турангила в ожидании дальнейшего хода событий. Ждать пришлось недолго. Над строем всадников взвился чей-то пронзительный вопль. Повинуясь команде, нукеры вскинули сабли и с визгом и улюлюканием устремились на неприятеля. Степняки дрогнули и кинулись врассыпную.
- Пора, - сказал Симмонс, вытянул вперед руку с бластером, прицелился и нажал спусковую кнопку.
Стена голубого пламени поднялась перед атакующими. Взвились на дыбы, сбрасывая наездников, шарахнулись кони, понеслись, бешено визжа обратно в степь, подальше от проклятого места. А там, позади, подымалось к небу черно-белое облако пыли и гари и едко пахло опаленной землей.
Час спустя, беспрепятственно пройдя по опустевшей равнине к крепости, Симмонс разыскал Айдоса. Колдаулы сидел на северном валу, свесив ноги, и молча смотрел вдаль, туда, где над желтовато-белой равниной призывно синело море. Симмонс молча сел рядом, достал и закурил сигарету. Внизу, в кустиках высохшей травы, тонко посвистывал ветер.
- Я знал, что ты придешь.
Айдос говорил не оборачиваясь, по-прежнему глядя вдаль, только ноздри короткого носа нервно подрагивали.
- Куда делись всадники? - спросил Симмонс.
* Ножами.
- Ушли. Ты был прав, Еркин. Бии увели своих людей.
- Что будешь делать?
Айдос помолчал.
- Уйду.
- Куда?
- Не знаю. Может быть, на Сыр, может, в Коканд.
Симмонс с интересом посмотрел на степняка. Это было что-то новое. Прежде Айдос никогда не заговаривал о Сырдарье.
- А что на Сыре?
- Русские крепости. Туда Мухаммадрахимхан не сунется.
- Понятно. Бежишь, значит.
Айдос-бий медленно повернул голову, смерил собеседника взглядом. Раскосые глаза сверкнули в лучах заходящего солнца. Только теперь Симмонс обратил внимание, как осунулось и постарело лицо каракалпака.
- Я вернусь, Еркин. Нас будет много. Русские дадут нам оружие. Может быть, и они придут с нами. Почему ты качаешь головой?
- Русские не придут.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
Айдос помолчал.
- Пусть. Мы придем сами. Мы вернемся, и худо придется Мухаммадрахимхану! Ты не веришь, Еркин?
Симмонс усмехнулся и покачал головой,
- Я верю. Они не поверят. Люди не прощают поражений, Айдос. Тебя просто убьют.
