– Аккуратнее надо быть, Сеночка, – Влад в оторопи уставился на монитор, – что ж ты так… Он тебе что-то не то сказал, да?
– Прекрати ерундить!
– Хочешь сказать, вы приехали, а он уже такой вот, неживой совсем?
– Нет, мы приехали, он был еще вполне живой, – Тайка нетерпеливо попыталась оттеснить его от компьютера, – потом мы поехали ему за коньяком, а вернулись уже к такому натюрморту. Уйди отсюда, наконец, а?
Влад уступил ей место, но далеко не ушел, встал за нашими спинами.
– Значит, не обломилось нам интервью, – печально сказал он, – накрылись высокие рейтинги и финансирование. Шеф умрет от горя.
– Владик, мы тут не причём, это не наших рук дело, честное слово, самой хотелось рейтингов и финансирования, но сам видишь, как все обернулось.
Я начала просматривать фотографии, увеличивая их размер на весь экран. И буквально сразу в глаза бросилось неладное. На снимке крупным планом был мольберт с угольным наброском.
– Тая, смотри! – ткнула я пальцем в монитор, от возбуждения у меня волосы на затылке зашевелились. – Гляди сюда!
– Что, что такое?
– Ты не замечаешь никакой разницы?
– Между чем и чем? Сена, не томи, говори, что тут не так! Ты ж знаешь, я не разбираюсь в художествах этих всяких!
– Когда мы приехали в первый раз и Марк был еще жив, шторы на рисунке были закрыты, и не просматривалось вот этой женской фигуры! – я указала на узкий просвет в драпировках, на фоне светлого окна несколькими росчерками обозначалась фигура, судя по длинному платью – женская.
– Как такое может быть? – удивилась Тая. – Не мог же он встать с ножом в груди, дорисовать фигуру и сесть обратно?
– Рисунок кто-то поменял? – внес предположение Влад.
– Кто кроме убийцы это мог сделать? А главное – зачем?
– И, если это сделал убийца, получается, он и нарисовал? А смысл?
– А, может, ну его на фиг этот рисунок? – передернула плечами Тая. – Давайте не будем обращать на него внимание, а то мне уже как-то страшно делается.
Чтобы Тая сильно не пугалась, стали смотреть следующие снимки. Добрались опять до Марка с кинжалом, и Влад сказал:
– Надо же, какое у него бледное лицо, прямо белое.
– Сложно, наверное, иметь румяный и цветущий вид, когда в твоей груди торчит такое орудие, да?
– Вообще-то он всегда был таким бледным, – заметила я, – при жизни тоже.
– Да, но руки-ноги у него нормального, человеческого цвета.
– В смысле?
– Сейчас, – Влад дотянулся до «мышки» и прокрутил снимок вниз. Халат открывал босые ноги до колен, с подлокотника безвольно свисала кисть с длинными красивыми пальцами. – Смотрите сами, как его лицо по цвету отличается от остального тела. Не может же он быть белокожим частично? Он же не пятнистый олень, верно? Почему он такой неравномерный по цвету?
– Ты меня спрашиваешь? – покосилась я на Владика, охваченного расследовательским азартом. – И не надо называть моего кумира «пятнистым оленем», я этого не потерплю!
– Прошу пардона. Итак, на чем мы остановились?
– А ты у нас тут главный детектив, что ли? – прищурила Тая недобрые глазки. – Чего ты вообще вмешиваешься?
– Жалко тебе, что ли? – вступилась я за друга. – Две головы хорошо, а две с половиной лучше. Видишь, он заметил, что тело разноцветное, а я и не обратила бы на это внимание.
– А это сильно помогло нам продвинуться в следствии? – Тае ни в какую не хотелось подпускать к нашему маленькому доморощенному детективному агентству кого-то третьего.
– Погоди, вдруг еще поможет. Эх, сама не знаю, почему, но как бы мне хотелось вернуться в дом Марка и как следует там всё облазить! Наверняка нашлось бы кое-что любопытное.
– Да уж, – Тайка мечтательно посмотрела в потолок, – деньжищ там, наверняка, где-нибудь в тумбочке припрятано не меряно!
Нет, ну кто о чем, а жадная Тайка способна грезить исключительно о чужих деньжищах!
Посмотрев фотографии по десятому разу, засобирались домой. Предстояло еще обдумать речь к Шефу, как-то помягче сообщить, что карнавала, то есть интервью не будет. Вместо этого я собираюсь провести собственное, можно сказать, журналистское расследование и тиснуть в нашу газетку бомбу покруче какого- то там скучного интервью.
По возвращению домой сразу же включили телевизор и стали отлавливать выпуски новостей, надеясь услышать что-нибудь о Лессере. Прождали до позднего вечера, но, никто ничего так и не сказал.
– Думаешь, его все еще не обнаружили? – Тая задумчиво щелкала кнопками пульта. – Такая-то новость сразу должна была попасть хотя бы в криминальный репортаж.
– Теряюсь в догадках. У нас ведь как, не успеют прибить кого-нибудь мало-мальски известного, как по всем каналам уже трубят во все трубы, а тут не абы кого, а целого Марка Лессера зарезали еще вчера, пора бы хоть что-нибудь сказать.
– Вдруг он жил, как отшельник и его еще неделю не обнаружат?
При мысли, что он еще неделю может вот так вот сидеть в кресле с ножом в груди, бледный, одинокий, ко всему безучастный, я едва не разрыдалась.
– Идем, – я решительно встала с дивана. – Поехали к нему. Если его так и не обнаружили, позвоним в ментовку, скажем, что журналисты, приехали брать интервью, а герой говорить не способен. Я удостоверение на всякий случай возьму свое редакционное. И ничего с нами не сделают, по судам не затаскают, в казематы не посадят, в тюремном дворике не расстреляют. Идем, идем, поехали, скоро совсем стемнеет.
– Ой, что-то мне не хочется, – промямлила подруга, – не жаждется совсем…
– Не начинай, ради бога, все сначала, очень тебя прошу!
Всем своим видом выражая, как же сильно ей не жаждется, Таюс поплелась обуваться-одеваться. По журналистской привычке бросив в сумку не только фотоаппарат, но и диктофон, я занялась поисками ключей от машины.
В дачный поселок Криково прибыли затемно, но это не могло меня остановить, настолько сильно было мое желание узнать судьбу разноцветного тела Марка Лессера. И все-таки, почему же оно такое разноцветное?.. Машину снова поставили подальше от дома, теперь уже не из скромности, а из нежелания вообще привлекать к себе внимание. К калитке крались чуть ли не в присядку, замирая от каждого шороха. Калитка так и была не заперта, тишина и порядок, похоже, милиция не приезжала, Марка никто не обнаружил… Нам было очень боязно влезать под покровом ночи в дом покойного, поэтому двигались мы практически бесшумно, как бесплотные тени. Зайдя в коридор, я хотела щелкнуть зажигалкой, как вдруг меня осенила неприятная мысль – с улицы я не увидела света в окнах, а вчера, когда мы уходили, свет в комнате странной формы оставался включенным.
– Чего ты встала? – зашипела Тайка прямо в ухо. – Включи зажигалку и двигай вперед!
– Тссс! Тихо!
Мне показалось, что где-то рядом послышались голоса. Сделав пару шагов по коридору, я убедилась, что где-то в доме, скорее всего в комнате с камином и синими шторами находились люди. И эти голоса приближались, становились громче… Я хотела прислониться к стене, чтобы слиться с нею, притворившись чучелом пятнистого оленя, и едва не рухнула навзничь, не заметив, что позади нет стены, там открытый дверной проем какой-то комнаты. Втащив Тайку за собой, я шепотом велела ей замереть и не дышать, и правильно сделала – в коридор вышли люди, потянуло сигаретным дымом.
– Я не хочу в это вмешиваться, – произнес мужской голос, – не хватало мне еще убийства для красоты биографии.
Я машинально сунула руку в сумку, достала диктофон и включила запись.
