6.
Последующие дни я посвятила разным домашним делам. Соблюдая запрет на вход в мою комнату, Скотина несла бессменную вахту в коридоре и радостно скалилась каждый раз, когда я приоткрывала дверь.
— А можно мне хоть одним глазком взглянуть? — спрашивала она, виляя толстым задом с арбузным огрызком хвоста. — Я даже близко не подойду!
— Не верю! — сурово говорила я и плотно закрывала дверь, от греха подальше.
Настал день отъезда. На стойке регистрации нам любезно сообщили, что Брыся полетит в отсеке для собак, а не в салоне. То, что Брыся — щенок, который весит чуть больше разрешенной к провозу нормы, никого не интересовало. Как я ни просила, сотрудники аэропорта оставались непреклонны.
Пришлось нам по-братски разделить шесть таблеток валерьянки. Брыся бодрилась, но вид у нее был неважный. У меня, впрочем, тоже. Когда клетку увезли, я посмотрела на часы, прикидывая, когда закончится эта пытка от компании «Аэрофлот».
Едва мы сели в Париже, я поспешила к стойке выдачи багажа. Там выяснилось, что Брыся почему-то летела не в отсеке для собак, а с VIP-чемоданами. «Первый класс на вашем рейсе был забит до отказа, — сообщил мне молодой человек в красивой синей форме. — Два дипломата, четыре бизнесмена. С женами, разумеется». Он ухмыльнулся, намекая на количество багажа.
Тем временем, жены в шикарных дорожных костюмах ревниво оглядывались по сторонам, отслеживая качество и количество чемоданов своих недавних соседок по первому классу. Как только Брыся выскочила из клетки, их внимание сразу переключилось на нас: наверное, они подумали, что это очень важная собака, раз она летела с их багажом.
— Где мы? Я ничего не понимаю! — бормотала Брыся, озираясь по сторонам и пытаясь тянуть поводок в двадцати пяти разных направлениях.
— Успокойся, Брыся, — терпеливо повторяла я, — мы во Франции.
— И ты здесь живешь?! — заныла она. — Мне не нравится! Я хочу домой!
— Брыся, это — аэропорт! Сейчас нас отсюда заберут!
— А когда? Тут ужасно воняет!
Я нервно набирала номер ЖЛ, который уже давно должен был ждать нас на стоянке.
— И чего ты кричишь? — невозмутимо отозвался он. — Я стою у седьмого подъезда и жду, когда ты мне позвонишь. Выходите!
— Брыся, ты слышала? Он стоит у седьмого подъезда, — повторила я и взяла ее на руки, чтобы немного успокоить.
— А как мы его найдем? По запаху? — продолжала волноваться Брыся. — А вдруг мы его совсем не найдем?
— Ты считать умеешь? — спросила я, переводя разговор на другую тему.
— До четырех лап! — гордо ответила Брыся. — Когда мне мыли лапы, всегда говорили «раз лапа, два лапа, три лапа, четыре лапа». Я запомнила!
— Молодец! Давай, считай подъезды! Пошли!
Мы пошли к седьмому подъезду, волоча за собой клетку-переноску и чемодан.
— Раз! Лапа… Два! Лапа… Три! Лапа…Четыре! Лапа… А много еще?
— Еще почти столько же. Давай, продолжай!
— Раз! Лапа… Два! Лапа… Три! Лапа… Четы…
— Стоп! Пришли! Вот он, седьмой!
Брыся обрадовалась и запрыгала на месте, хватая меня за полы куртки. Мы сразу увидели ЖЛ: он уже открывал багажник.
— Брыся! Это — папа! — как можно торжественней произнесла я.
Брыся тут же спряталась за меня.
— А чего это она такая пугливая? — спросил ЖЛ, наклоняясь к собаке.
— Я — пугливая? Совсем я не пугливая! — возмутилась Брыся, выглядывая из-за моей ноги. — Я просто с тобой не знакома! А еще тут воняет!
— Ладно, поехали скорей домой. Потом рассмотрю, — сказал ЖЛ и быстро побросал наши вещи в багажник.
По дороге Брыся пыталась оторвать ухо плюшевому мишке, которого я ей купила в качестве игрушки. Она делала вид, что не обращает на ЖЛ ни малейшего внимания, однако изредка бросала на него косые взгляды.
— Надо же, забавная какая! — сказал ЖЛ. — Ты с ней только по-русски говоришь?
— Ага. Может, тебе тоже стоит русский выучить? — съехидничала я. — А то как вы будете общаться?
В ответ он только пожал плечами. Болтая о всякой всячине, мы вскоре приехали домой. Брыся оторвала таки плюшевое ухо, чем ужасно гордилась.
Едва мы вошли домой, как я тут же распахнула дверь в сад:
— Брыся, иди, посмотри, какой у нас сад!
Она послушно вышла на террасу, покрутила головой и быстро вернулась обратно.
— Не пойду! Страшно! — буркнула она и поплотнее прижалась к моей ноге.
— Чего ты боишься?
— Всего! Я тут ничего не знаю!
— Ладно, — кивнула я. — Тогда я тебе покажу сад утром, когда будет светло. А теперь пойдем, выберем тебе место. Где бы тебе хотелось спать?
— С тобой!
— Со мной нельзя.
— Почему?!
— Потому, что у папы аллергия на шерсть. Если ты будешь спать с нами, он может задохнуться.
— А-а-а… — разочарованно протянула Брыся. — А может, он будет спать один? А я — с тобой?
— Тогда он нас обеих выгонит из дома, — улыбнулась я.
Брыся насупилась.
— Тогда вон там, в углу! Мне оттуда все будет видно! Можно?
— Конечно, — согласилась я. — А теперь пойдем-ка в сад, тебе надо пописать на ночь. Не бойся, я рядом постою…
Мы вышли в сад. Небо было удивительно ясное. Звезды казались ближе, чем в Москве. В лесу кричали ночные птицы, где-то ухала сова. Над головой порхали летучие мыши, похожие на маленькие привидения. Брыся огляделась по сторонам, присела и быстро юркнула обратно в дом. Как я ни уговаривала ее выйти, она не поддавалась и лишь мотала головой из-за стеклянной двери. Тогда я заперла дом и вернулась в гостиную.
Брыся была так утомлена дорогой и новыми впечатлениями, что мгновенно заснула. Мы с ЖЛ поднялись в спальню, поболтали немного и погасили свет. Не успела я закрыть глаза и настроиться на сонную волну, как снизу раздался отчаянный вопль:
— Мама-а-а! Ма-ама-а-а!
Я одним прыжком соскочила с кровати и побежала вниз.
— Что случилось?
— Мне снилось, что я потерялась в аэропорту… — жалобно пробормотала Брыся.
— Это только сон… — я погладила ее по голове. — Ты спи… Завтра утром я тебе сад покажу, там птицы всякие. А потом, может, йорк придет с тобой познакомиться…
— А ежи будут?
— Не знаю, может, будут…
