дефлорации сумочки.
Юноша аккуратно переправил бумажник во внутренний карман своей кожаной куртки, посидел рядом еще пару мгновений и поднялся…
…черт, и направился в мою сторону.
Я сидел в самом конце ряда кресел. У меня за спиной – лестница на первый этаж и длинный коридор со спусками на платформы. У карманника было два выхода: либо дернуть по лестнице вниз и слиться с толпой на привокзальной площади, либо затеряться среди пассажиров, ожидающих поезда на конкорсе, благо сегодня день тоже достаточно оживленный. Но в любом случае парень пройдет мимо меня. На принятие решения у меня оставались буквально какие-то секунды. Во рту снова появился гадкий привкус, только на этот раз не один скунс, а целый выводок, обустроили у меня внутри отхожее место. Мерзейшее ощущение.
Секунды, секунды, секунды… Прав был поэт Роберт Рождественский, призывавший не думать о них свысока. В жизни каждого из нас наступает время, когда ценность секунд возрастет настолько, что ты задыхаешься от возбуждения, колеблясь между двумя вариантами своих действий. «Казнить нельзя помиловать» – просто детский лепет по сравнению с тем, что я испытывал в те короткие мгновения, когда парень с только что украденным кошельком сокращал расстояние со мной. В груди у меня начался «благовест», которому позавидовала бы приснопамятная Тамара, упокой, Господи, ее израненную душу.
Дамочка в сером пальто, несомненно, хамила и будет хамить всю свою жизнь, а хамов надо наказывать, тут я с тобой, мамуля, согласен на все сто процентов. Но уполномочен ли я, дюжий смерд, выбирать меру наказания? Едва ли. И есть только один способ заставить колокола в моей груди заткнуться.
Когда парень поравнялся со мной, небрежно скользнув взглядом, я вытянул ногу. Он запнулся, покачнулся, выставил руки. В какой-то момент мне показалось, что прием не удался, он восстановит равновесие и, озверев, накидает мне таких кренделей, что придется завязывать с вокзальный дежурством и отправляться в травмпункт. И из-за чего стоило так рисковать?
Но я ошибся. Юноша полетел вперед. Красиво, будто нырял в воду, красуясь перед девчонкой. Пару секунд спустя он уже лежал на бетонном полу лицом вниз. Мне следовало поторопиться.
Не дав ему упереться руками в пол и подняться, я подскочил к лежащему телу, надавил коленом на позвоночник, заломил правую руку. Я когда-то учился этому по видеокурсам, но опробовать в реальном деле все никак не доводилось. С почином тебя, Серега!
Парень заорал. Но не от возмущения, а от боли. Вокруг засуетились люди. Многие стали оборачиваться, подходить, задавать вопросы. Даже моя хамоватая дамочка подскочила в кресле, но, когда узнала меня, расплылась в какой-то торжествующе-неприятной улыбке. Дура.
– Зовите ментов, – попросил я седого мужчину, стоявшего ближе всех. – Я взял карманника.
Судьба снова свела меня с капитаном Самохваловым. Впрочем, на этот раз мы не имели ничего против. Он даже похлопал меня по плечу и похвалил за гражданскую сознательность. Случилось это уже после всех официальных мероприятий, связанных с задержанием преступника. Я долго и утомительно давал показания, расписывался в протоколах, опознавал и осознавал. Честно говоря, знай я раньше, чем обернется мой безрассудный гражданский подвиг, взял бы дополнительную минуту на размышление, прежде чем валить юношу на пол.
В конце концов все ушли, а мы с капитаном снова остались в его кабинете вдвоем. С момента нашей последней встречи три дня назад Самохвалов привел себя в порядок, лицо его приобрело здоровый оттенок, а в глазах появилась серьезность, более подобающая офицерам милиции.
– Ну что, – сказал он, – поздравляю.
– Спасибо, – смутился я.
– Не спеши благодарить. Ты еще не понял, во что вляпался? Теперь тебе точно придется убираться с нашего вокзала и ждать свою женщину в другом месте.
Я приоткрыл рот.
– Не делай вид, что не смотришь эти дурацкие документальные фильмы про железнодорожные вокзалы.
Я сглотнул. Скунсы у меня во рту нагадили так, что хотелось прямо сейчас бежать в уборную.
– Парня подержат немного и отпустят, – продолжал Самохвалов. – Он вернется и свернет тебе шею… Хотя нет, не успеет, потому что до его возвращения шею тебе свернут его приятели.
– Приятели?
– Они же не работают в одиночку. Если бы дамочка принялась суетиться, сообщник вора отвлек бы ее внимание, прикрыл отход, а третий перехватил бы кошелек и смылся задолго до появления ближайшего сержанта.
– А камеры в зале?
– Хм… если хочешь, я тебе покажу потом запись. Разрешение у наших камер так себе, да и смотрят они, как правило, всегда в другую сторону.
Я молчал. Не могу сказать, что услышал какое-то откровение, но о подобном повороте событий я в тот момент почему-то не подумал.
– Если бы ты поймал его в переполненном автобусе, – хладнокровно добивал меня капитан, – мог бы просто дать в рыло и выбросить на остановке, а кошелек вернуть пострадавшему. Конечно, вор должен сидеть в тюрьме и все такое, но скажу тебе как профессионал: эту саранчу не пересадишь, камер и так не хватает, так что иногда лучше просто врезать как следует по зубам, чтобы рефлексы вырабатывались… Зачем тебе был нужен этот пиар?
Он все-таки посмотрел на меня, колючий и опасный капитан милиции. Как я мог купиться на его обаяние! Правильно учит канал «Энимал плэнет»: не держите дома крокодила, пусть даже он вырос у вас на руках и пил молоко из бутылочки; он все равно крокодил, а вы – его потенциальный завтрак.
– Крышуете вокзал? – спросил я.
Его брови поползли вверх.
– Серега, не наглей.
– Нет, серьезно. – Я не мог успокоиться. Поведение Самохвалова казалось мне чудовищным предательством. Ведь мы с ним всего три дня назад пили водку и рыдали друг у друга на грудях, жалуясь на баб. – Они вам отстегивают?
Капитан ничего не ответил. Открыл ящик и без лишних эмоций выложил на стол пистолет в кобуре.
– Теперь я вынужден тебя убить, как опасного свидетеля, – не улыбаясь, изрек Самохвалов. – Что- нибудь хочешь сказать перед смертью?
– Нет…
– Так-то лучше. Давай забирай свою тощую задницу и уноси ее отсюда, иначе парни тебя прирежут где-нибудь на транспортировочной платформе. И не болтай ерунду. – Он неторопливо закурил, откинулся на скрипучую спинку стула. – Я мог бы их вагонами отсюда вывозить, план делать и звезды зарабатывать.
– Что мешает?
– Убеждения.
– Интересно послушать.
– В другой раз. А сейчас, пока я добрый, вставай и уходи.
Я медленно покачал головой.
– Что ты там мычишь?
– Никуда я не пойду. А ты не имеешь права меня отсюда выгонять.
– Не имею права? – Самохвалов усмехнулся; так могут усмехаться лишь люди, владеющие банками или казино. – Странный ты, Серега, ей богу. Повязал бы тебя давно, да нравишься ты мне почему-то, чудак на букву «Мэ»…
Он погасил недокуренную сигарету в переполненной пепельнице. Убрал пистолет в стол.
