человек, которые теоретически сражались на стороне французов. Они сами производили боевое снаряжение на заводе, расположенном возле Священного озера в Тайнине, дополняя стрелковое оружие, которое им удавалось выжать из французов, минометами, сделанными из выхлопных труб старых автомобилей. Они были изобретательны, и трудно было не заподозрить именно их в изобретении велосипедных бомб, которые начали взрываться через год в Сайгоне. Бомба вкладывалась в пластмассовый контейнер, изготовленный в форме велосипедного насоса, и велосипеды оставляли в парках, около министерств, у стен домов… В Сайгоне велосипед не бросается в глаза; как и Копенгаген, это город велосипедов.
В промежутке между двумя моими поездками генерал Тхе (он повысил себя в звании) дезертировал из каодаистской армии и увлек за собой несколько сот человек, засевших теперь на Святой горе неподалеку от Тайниня. Он объявил войну и французам, и коммунистам. Когда впоследствии «Нью–Йоркер» поместил статью о «Тихом американце», рецензент порицал меня за то, что я обвинил своих «лучших друзей» (американцев) в убийстве: я возлагал на них ответственность за страшный взрыв — гораздо сильнее, чем взрыв банальной велосипедной бомбы, — на центральной площади Сайгона, в результате которого погибло множество людей. Но о чем говорят факты (их рецензент, естественно, не знал)? Фотограф «Лайфа» находился в момент взрыва в такой выгодной для съемки точке, что сумел сделать ошеломляющий, жуткий снимок, на котором тело велорикши еще стоит вертикально, в то время как ноги ему уже оторвало. Фотография появилась в американском пропагандистском журнале, печатавшемся в Маниле, с подписью «Это сделал Хо Ши Мин», хотя генерал Тхе поспешил с гордостью сообщить, что это была его бомба. Кто поставлял материалы бандиту, который воевал с французами, каодаистами и коммунистами?
Случаев, подтверждавших связь американских спецслужб с генералом Тхе, было немало. Француз, хозяин каучуковой плантации, обнаружил на дороге, ведущей к Святой горе, джип с трупами двух американок, якобы убитых вьетминьцами, — но что они делали на плантации? Американское посольство поспешило забрать тела, и больше об этом происшествии мы ничего не узнали. В газетах о нем не было ни слова. На мосту в Дакоу (где в моем романе гибнет Пайл) поздно вечером был задержан американский консул, в машине которого нашли пластиковые бомбы. Это происшествие тоже замяли из дипломатических соображений.
Итак, сюжет «Тихого американца» пришел мне в голову во время разговора о «третьей силе» на пути в Сайгон через дельту, а вслед за ним появились и герои. Все они, кроме одного, выдуманы мною. Исключение составлял американский корреспондент Грейнджер. Пресс–конференция в Ханое, в которой он участвует, почти дословно переписана из моего тогдашнего дневника.
Мне кажется, что в «Тихом американце» больше прямого reportage, чем в какой?либо другой моей книге. Я захотел использовать в ней приемы, которые опробовал в «Конце романа»: повествование от первого лица и временной сдвиг, а выбор на роль «я» журналиста, на мой взгляд, оправдывал использование reportage. Пресс–конференция — не единственный пример документального описания событий. Я был в пикирующем бомбардировщике, совершавшем налет на вьетминьские посты (летчик нарушил приказ генерала де Латра, взяв меня с собой). Я был с десантным патрулем Иностранного легиона неподалеку от Фатдьема. Я до сих пор отчетливо вижу мертвого ребенка, лежавшего во рву рядом с мертвой матерью. Их опрятные раны врезались мне в память сильнее, чем горы трупов в окрестных каналах.
В четвертый, и последний, раз я был в Индокитае в 1955 году, после поражения французов на Севере. С трудом добрался я до Ханоя — печального города, брошенного французами, где я выпил последнюю бутылку пива в кафе, которое когда?то было местом моих встреч с мсье Дюпоном. Я был болен, разбит и подавлен. Мне нравились победители, но французы мне тоже нравились. В витринах маленького букинистического магазина, ограбленного несколько лет назад мсье Дюпоном, по–прежнему красовалась французская классика, однако французская цивилизация, насчитывавшая во Вьетнаме сто лет, переместилась с крестьянами–католиками на Юг. В «Метрополе», где я обычно жил, разместилась Международная комиссия. Возле здания, где де Латр обещал, что «Франция никогда, никогда не уйдет…», стояли вьетминьские часовые.
День шел за днем, а мне никак не удавалось выпросить аудиенцию у Хо Ши Мина. Это был сезон crachin 1, теплый, нескончаемый дождь ухудшал мое и без того отвратительное настроение, и я заявил однажды моим посредникам, что не могу больше ждать и что завтра возвращаюсь к французам, которые еще контролировали небольшую территорию на Севере. Не знаю, почему этот шантаж подействовал, но меня вдруг срочно пригласили на чай к Хо Ши Мину, а я, как на грех, был слишком болен, чтобы идти. Только одно могло мне помочь. Я отправился на улицу де Вуаль к китайцу–аптекарю, которого знал по предыдущему приезду. Его называли «самым счастливым человеком в мире». У него можно было выкурить трубку–другую опиума под пляжный, гравиевый треск маджонговых шариков. Я страстно мечтал о недостижимом — о бутылке «Иноз». Хозяин послал куда?то мальчика, и прежде чем я докурил трубку, недостижимое оказалось у меня в руках. Я выпил последнюю бутылку пива в Ханое. Может быть, я выпил и последнюю бутылку «Иноз»? Как бы то ни было, «Иноз» и трубка победили вялость и болезнь и дали мне силы встретиться с Хо Ши Мином. […]
1 Мелкого, пронизывающего дождя (
Глава 7
Если мне не изменяет память, из Пуэрто–Рико меня депортировали в 1954 году, и я всегда буду вспоминать этот случай с удовольствием. Жизнь не балует нас комедиями, и тем дороже то немногое, что нам все?таки выпадает, — есть, что вспомнить в тяжелую минуту.
Закон Маккарена закрыл мне въезд в Соединенные Штаты. В возрасте девятнадцати лет в Оксфорде я из любопытства сделался кандидатом в члены коммунистической партии и во время недолгого пребывания в ее рядах платил взносы, соответствовавшие четырем шестипенсовым маркам в месяц. Но было бы ошибкой считать, что эти факты раскопало хитрое ЦРУ. Я сам наивно поведал о них, так как послушался первого секретаря американского посольства в Брюсселе (куда я ездил для дискуссии с Франсуа Мориаком). Он заверил меня, что госдепартамент ждет не дождется случаев, которые доказали бы абсурдность этого закона, и я рассказал о своем прошлом корреспонденту «Тайм».
Пластмассовый занавес упал немедленно и вновь поднялся, только когда президентом стал Джон Кеннеди. Чтобы попасть в Соединенные Штаты, я должен был получить из Вашингтона специальное разрешение от министра юстиции — как правило, на это уходило три недели, а мой визит ограничивался четырьмя. Я должен был сообщить властям, каким самолетом прилечу и улечу, и в мою временную визу вписывали какие?то загадочные буквы и цифры, которые обеспечивали задержку на паспортном контроле. В общем мне эта игра нравилась — я всегда мог отговориться ею, когда не хотел ехать к издателю. Впервые она показалась мне не слишком забавной в 1954 году.
Я отдыхал на Гаити (тогда сравнительно счастливой стране) со своими друзьями Питером Бруком и Трумэном Капоте и хотел вернуться в Европу кратчайшим путем: самолетом компании «Дельта эрлайнз» до Сан–Хуана в Пуэрто–Рико, оттуда «Пан Америкэн» до Нью–Йорка и затем «БОАК» до Лондона. Я отправился к американскому послу в Порт–о-Пренсе и рассказал ему о своих затруднениях. Не мог бы он дать мне транзитную визу без проволочки с разрешением от министра юстиции? Он сочувственно выслушал меня и отказал, уточнив, однако, что я могу — вполне легально — путешествовать без визы, если соглашусь в перерывах между вылетами посидеть в аэропортах Сан–Хуана и Нью–Йорка взаперти.
Я не возражал, но у меня было предчувствие, что его план даст осечку.
Самолет прилетел в Сан–Хуан в половине десятого вечера. До вылета в Нью–Йорк оставалось два часа. Крупный, краснощекий мужчина с хмурым лицом в форме цвета хаки мельком взглянул на мой паспорт с таинственными цифрами.
— Вы состояли когда?нибудь в коммунистической партии?
— Да. Четыре недели в возрасте девятнадцати лет. — Это была моя «формула простака».
Он велел мне выйти из очереди и подождать, пока у него будет время вновь мной заняться. Тон у него был грозный. Теперь я уже не сомневался, что путешествие не обойдется без приключений, и в приподнятом настроении уселся читать о похождениях Дживса и Берти Вустера. Какая скука, если задержка рейса происходит «по техническим причинам» или «ввиду позднего прибытия самолета»! Наконец?то на мою долю выпало что?то новое.
Прошел без малого час, прежде чем чиновник из паспортного контроля отрывисто приказал мне
