Гарики из Иерусалима. Книга странствий

чтоб ожил чуткий кайфолов,
согрелся жить мой грустный дух.

* * *

Ум так же упростить себя бессилен,
как воля перед фатумом слаба,
чем больше в голове у нас извилин,
тем более извилиста судьба.

* * *

Очень много во мне плебейства,
я ругаюсь нехорошо,
и меня не зовут в семейства,
куда сам бы я хер пошел.

* * *

Что в жизни вреднее тоски и печали?
За многое множество прожитых дней
немало печальников мы повстречали —
они отравлялись печалью своей.

* * *

Мы бестрепетно выносим на свет
и выплескиваем в зрительный зал
то, что Бог нам сообщил как секрет,
но кому не говорить — не сказал.

* * *

Каждый, в ком играет Божья искра,
ясно различим издалека,
и когда игра не бескорыстна,
очень ей цена невелика.

* * *

Добру и злу внимая равнодушно,
и в жертвах побывал я, и в героях,
обоим поперек и непослушно
я жил и натерпелся от обоих.

* * *

Живу привольно и кудряво,
поскольку резво и упрямо
хожу налево и направо
везде, где умный ходит прямо.

* * *

Моей судьбы кривая линия
была крута, но и тогда
я не кидался в грех уныния
и блуд постылого труда.

* * *

Очень давит меня иногда
тяжкий груз повседневного долга,
но укрыться я знаю куда
и в себя ухожу ненадолго.

* * *

Я люблю, когда слов бахрома
золотится на мыслях тугих,
а молчание — признак ума,
если признаков нету других.

* * *

Именно поэты и шуты
в рубище цветастом и убогом —