Гарики из Иерусалима. Книга странствий

смотрит с терпеливым снисхождением.

* * *

Мы славно пожили на свете,
и наши труды не пропали,
мы сами связали те сети,
в которые сами попали.

* * *

Волшебно, как по счету раз-два-три
и без прикосновенья чьих-то рук,
едва мы изменяемся внутри,
как мир весь изменяется вокруг.

* * *

Я праведностью, Господи, пылаю,
я скоро тапки ангела обую,
а ближнего жену хотя желаю,
однако же заметь, что не любую.

* * *

Душою ощутив, как мир прекрасен,
я думаю с обидой каждый раз:
у Бога столько времени в запасе —
чего ж Он так пожадничал на нас?

* * *

Нездешних ветров дуновение
когда повеет к нам в окно,
слова «остановись, мгновение»
уже сказать нам не дано.

* * *

А вдруг устроена в природе
совсем иная череда,
и не отсюда мы уходим,
а возвращаемся туда?

* * *

Загадочность иного бытия
томит меня, хоть я пока молчу,
но если стану праведником я,
то перевоплощаться не хочу.

* * *

Игра ума, фантом и призрак
из мифотворческой лапши,
душа болит — хороший признак
сохранности моей души.

* * *

Твердо знал он, что нет никого
за прозрачных небес колпаком,
но вчера Бог окликнул его
и негромко назвал мудаком.

* * *

Забавно, что словарь мой так убог,
что я, как ни тасуй мою колоду,
повсюду, где возникло слово «Бог»,
вытаскиваю разум и свободу.

* * *

Напрасно ищет мысль печальная
пружины, связи, основания:
неразрешимость изначальная