много более, чем мы предполагаем.
* * * Папа маму раз обидел, оба жутко злились, а потом я ночью видел, как они мирились. * * * Папа маме не соврал, он на встрече коллектива, он из тумбочки забрал два цветных презерватива. * * * Я услышал ветки хруст, я увидел ноги тетки, тетка писала под куст из большой сапожной щетки. * * * А пока шептал уныло папа мне про баю-бай, мама гостю говорила, что наш папа — разъебай. А познание мира, неотрывное от фантазии и хулиганства? Только тут, хочу признаться, было мне намного легче, ибо у меня, седого дурака, такое же точно восприятие.
* * * У раззяв и у раззявок в их раскрытом настежь рту плавно вьются сто козявок и плодятся на лету. * * * В пушки, танки и хлопушки прекращается игра, от любви к моей подружке я уписался вчера. * * * Спать напрасно между кукол мишке плюшевому дали, он во сне храпел и пукал, и они всю ночь рыдали. * * * Шепча, какой несчастненький и сил уже в обрез, кузнечик голенастенький на бабочку залез. * * * Возле озера по кругу скачут восемь лягушат, это все они друг к другу ночью трахаться спешат. * * * Бросил я курить и драться, не ворую спички, все хочу я разобраться: как ебутся птички? И тут я сделал непростительную глупость: от желания услышать поскорее, как это звучит, я несколько четверостиший прочитал на выступлениях. Поняв немедленно, что взрослым людям — противопоказаны по их душевному устройству наши детские стишки. Да, все хохочут в полный голос, но в глазах у них я вижу — даже не растерянность, а ужас. И я их отлично понимаю. Эту реакцию замечательно мне выразила Дина Рубина — я позвонил ей, прочитал пару стихов и легкомысленно спросил:
— А лично ты, если такая книжка выйдет, ты ее купила бы?
