Гарики из Иерусалима. Книга странствий

на ровную и гладкую дорогу,
ведущую к обрыву в никуда.

* * *

Время льется даже в тесные
этажи души подвальные,
сны мне стали сниться пресные
и уныло односпальные.

* * *

В наслаждениях друг другом
нам один остался грех:
мы садимся тесным кругом
и заводим свальный брех.

* * *

Вдруг то, что забытым казалось,
приходит ко мне среди ночи,
но жизни так мало осталось,
что все уже важно не очень.

* * *

Я равнодушен к зовам улицы,
я охладел под ливнем лет,
и мне смешно, что пес волнуется,
когда находит сучий след.

* * *

Время шло, и состарился я,
и теперь мне отменно понятно:
есть у старости прелесть своя,
но она только старости внятна.

* * *

С увлечением жизни моей детектив
я читаю, почти до конца проглотив;
тут сюжет уникального кроя:
сам читатель — убийца героя.

* * *

Друзья уже уходят в мир иной,
сполна отгостевав на свете этом;
во мне они и мертвые со мной,
и пользуюсь я часто их советом.

* * *

Два пути у души, как известно:
яма в ад или в рай воспарение,
ибо есть только два этих места,
а чистилище — наше старение.

* * *

Ушел кураж, сорвался голос,
иссяк фантазии родник,
и, словно вялый гладиолус,
тюльпан души моей поник.

* * *

Не придумаешь даже нарочно
сны и мысли души обветшалой;
от бессилия старость порочна
много более юности шалой.

* * *

Усталость сердца и ума —
покой души под Божьим взглядом;