ведет себя слишком спокойно для убийцы. Открыто встречается с Федором, открыто, хотя и туманно, рассуждает о лиговском адресе в присутствии жены. Что это значит?
– Возможны два варианта, – ответила я. – Либо он тут совершенно не при чем, либо настолько уверен в себе, что просто ничего не боится.
– А если Алина проболтается… да, собственно, уже проболталась! – сказала Любаша.
– Ой, девочки! – Ирка оторвалась от тарелки с картошкой. – А вдруг он уже все про нее и Студента знает (ведь на рынке-то ему сказали, кто пластинку купил!), и он специально, потому что она ему неверна, решил ее тоже… того… Ой!
– «Бритвой по горлу и в колодец»? – уточнила я.
– Да ну вас совсем! – Ирка наклонилась и три раза стукнула по ножке стула, на котором сидела.
– Надо в милицию! – с упорством известного недоброжелателя Карфагена повторила Любаша.
– Почему Студент перестал появляться на рынке сразу после покупки пластинки? – задала очередной вопрос Светка. – Ведь загадочные расследователи появились только через неделю. Он что, с самого начала предвидел их появление?
– Может быть, у него просто другие дела были? – нерешительно предположила я.
– Может быть, – качнула головой Светка. – И вообще надо проверить по календарю: мне кажется, что по срокам здесь что-то не сходится. «Человек из мерседеса» и его разговор с Федором, бандиты на рынке, смерть Федора…
– Да, ты права, я посмотрю, – согласилась я.
– Помнишь, Анджа, ты со слов милиционеров говорила, что Федора били «непрофессионалы», – задумчиво сказала Любаша. – И здесь не сходится. Если бы это были охранники Алининого мужа… они-то как раз профессионалы… И все-таки надо идти в милицию! В уголовный розыск!
– Хорошо, Любаша, – вздохнула я. – Давай смотреть… Если мы, то есть я, иду в милицию и рассказываю следователю все до корки (иначе нет смысла и идти), то у нас получается следующее… Первое: все поведение мужа Алины говорит за то, что у него на этот случай есть алиби и все, что нужно. Наличие у него этой самой пластинки, если только он не носит ее с собой в кармане, доказать невозможно. Второе: своим рассказом мы с потрохами выдаем любовников Алину и Сережу на милость того же самого мужа, так как иначе все эту историю объяснить просто невозможно. Третье: мужичок с рынка, если милиции и удастся его разыскать, отрекается, как и обещал Ирке, от всех своих рассказов – ничего и никого не видел и не слышал, и опознавать не буду. Так же поступят и все остальные спекулянты Сенного. Своя безопасность дороже. Четвертое: ни мы, ни кто-либо другой не знает, откуда у Федора взялась пластинка. Очень похоже на то, что он унес эту тайну с собой в могилу. И вообще существование золотой пластинки для милиции – одна сплошная фантазия. Даже непонятно чья, учитывая вероятный отказ сенных насельников давать показания против «серьезных людей». Пятое: мы не знаем, что подтвердит и что опровергнет Студент. Вообще ничего не знаем о его позиции. Вдруг он от страха совсем отречется от этой истории, и от Алины заодно…
– Но с ним-то, наверное, можно поговорить, – наевшаяся Ирка рыгнула в ладошку и откинулась на спинку стула. Глаза ее явно слипались. – Он же у нас живой… Пока…
– Гм-м! – сказала Любаша.
– Слушай, Анджа, а чего эта Алина от тебя-то хотела? – засыпающий иркин мозг, как всегда, зрил в корень на уровне интуиции. – Зачем все это тебе рассказала?
– Не знаю, – честно призналась я. – Но есть варианты.
– Излагай, – велела Ленка.
– Первый: у девушки накипело и просто захотелось выговориться. Синдром случайно подвернувшегося попутчика.
– Сл
– Вариант второй: Алина хотела, чтобы кто-нибудь умный и взрослый переубедил ее – все это чепуха, старый муж ни в чем не виноват, можно спокойно жить дальше, наслаждаясь материальным благополучием и молодым любовником.
– Тогда ей не надо было проводить свое расследование, – сказала Ленка. – Меньше знаешь, крепче спишь.
Я помотала головой.
– Не согласна. Ей скучно жить. Ввязавшись во все это, Алина уже не могла остановиться, к тому же она – девушка жадная ко всему, и пропавшая загадочная пластинка тревожила ее воображение. Да еще и вина за пропажу ценной вещи, которую она, наверное, чувствовала перед любовником. Откуда же она могла заранее знать, что на конце ниточки – жестокое убийство?… Теперь вариант третий, самый, на мой взгляд, вероятный: Алина рассказала мне не все. Что-то во всей этой истории с пластинкой угрожает ей самой. А может быть, ее любовнику, Студенту. Легко допустить, что умный муж не так уж поверил ее на скорую руку сварганенным объяснениям, что-то заподозрил, выставил какие-то условия… Теперь, используя меня наполовину втемную, она пытается найти выход из сложившейся ситуации… Ирка, а что ты сама-то думаешь?
– Она, как Любаша… – пробормотала Ирка, откровенно засыпая.
– Что – Любаша?! – хором удивились мы со Светкой.
– Хочет, чтобы ты пошла в милицию, – с трудом шевеля губами, сказала Ирка. – И мужа сдала. Она сама не может, он же бандит, он их раньше кончит. А так его посадят, а им все достанется. А пластинка и Федор тут вообще не при чем. Может он его правда убил, а может и не знал вообще. Может, она его специально к Федору послала, унитаз поставить или еще чего починить. Чтобы их вместе видели…
– Блеск! – воскликнула Ленка. – Ирка, не спи – замерзнешь! Тебе с Анджей напополам надо детективы писать. Ты будешь сюжет придумывать, а Анджа – литературную часть, у нее слог хороший. Заработаете славу и деньги…
– Не-а, я не могу детективы, у меня балансы… – неразборчиво пробормотала Ирка. – Спасибо, Лен, мне не холодно…
– В девятнадцатом веке из Иры получился бы неплохой медиум, – заметила Любаша. – Глупость все это – то, чем мы здесь с твоей, Анджа, подачи занимаемся…
Однако, про милицию не сказала. Проняло, значит.
– Точно, глупость! – подтвердила Светка. – Расследования какие-то. Это у нас, как Анджа говорит, от недолюбленности. Хочется же, женщины, совсем другого…
– Любви? – предположила я. – Водки? Или секса?
– Понимания, – строго сказала Любаша.
– Надежности и опоры, – шевельнув в полусне губами, влезла Ирка.
– А мне, когда фиброму вырезали, заодно и все остальное удалили, – безмятежно сказала Ленка. – Для профилактики онкологии. Поэтому ничего не хочется и живу спокойно.
Глава 8. Вадим
– Анжелика Андреевна, он засмеялся и я его пустила. Как вы велели, – сказала Дашка и протяжно шмыгнула носом. – Он теперь под вешалкой сидит, ждет, когда вы его примете.
Недавно на улице похолодало прямо в течении дня. Дашка утром ушла на работу на рынок в осенней куртке и в тонких носках и к концу смены застыла до полусмерти. Долго-долго отогревалась в ванне, пила по совету Фроси чай с протертой клюквой, но, по-видимому, горячая вода и витамины так и не вытянули скопившийся в организме холод, о чем на следующий утро возвестил Дашкин оглушительный чих и трубный простуженный бас.
– Что-о? – по утрам рядовая иррациональность бытия иногда застает меня врасплох. Ригидность мышления нарастает с годами – никуда от этого не денешься. – Кого приму? Куда?
Почему-то подумалось о приеме в комсомол и о красной книжечке – комсомольском билете, которая до сих пор лежала у меня в папке вместе с остальными документами. Но принимать в комсомол кого-то, кто сидит под вешалкой…
– Даша, войди и объясни, пожалуйста, подробнее, – почти жалобно попросила я.
– Пришел человек, мужчина, на вид приличный, пальто дорогое и шапка, – Дашка добросовестно начала выгребать подробности из доступного ей пласта реальности. – И портфель. Все – не у нас на рынке купленное. И ботинки тонкие и чистые – видать, по Лиговке не шел, на своей машине приехал. Спрашивал про колдунью Анжелику Аполлонскую. Мол, очень надо повидаться. Я ему сказала про звезды Сад-аль-
