– Не знаю. Девушка кажется вполне психически уравновешенной, но… Если она действительно уверена, что живет вдвоем с убийцей… Все может быть…
Ирка притащилась прямо с работы к половине десятого, едва передвигая ноги. К этому времени все уже было съедено, и я буквально локтем отпихивала нервничающую Светку от последнего куска принесенного Ленкой торта, сберегая его для Ирки. Увидев запавшие и светящиеся (как у загадочного алининого мужа-вампира) голодные иркины глаза, Любаша молча поднялась со стула и пошла в кухню жарить дополнительную порцию картошки (благо, чистить ее было не надо – я покупала мороженую, в пакетах).
– Ну, тетки, вы меня и втравили! – выдохнула Ирка, вытянув вперед опухшие ступни и медленно шевеля пальцами.
– Рассказывай подробно, – велела Ленка. – И не перескакивай с одного на другое.
По дороге на Сенную Ирка очень нервничала, заводила себя и все время повторяла в уме текст «конспиративного задания», опасаясь по бестолковости что-нибудь перепутать. Поэтому, когда дошло до дела, подлинность ее волнения и расстройства ни у кого сомнения не вызвала. Даже играть ничего особенно не пришлось. С всклокоченной химией на голове, в стоптанных на одну сторону сапожках (на одном из них все время расходилась молния) Ирка металась по площади, кидалась наугад к разным людям и разыскивала мифические сережки, сообщая всем подлинные приметы погибшего Федора. Только один раз за все время она сбилась, когда сообщила продающей варежки сердобольной старушке, что непутевого мужа зовут Володя. Уже в процессе обсуждения животрепещущего вопроса о том, к какой из петербургских икон и в каком храме лучше всего ставить свечи об избавлении от пьянства (у старушки тяжело пили сразу оба сына) Ирка неожиданно вспомнила о своей «легенде», охнула и убежала, тяжело хлопая голенищем снова разошедшегося сапога. «Эх, бесы-то как крутят! – тяжело вздохнула старушка ей вслед. – Ну да может, ничего. Молодая ишшо, сердечная…»
В общем и целом спекулянты Сенной площади Ирке, как и ожидалось, сочувствовали. Посылали от одного к другому, даже пару раз звонили с вопросами отсутствующим напарникам по мобильным телефонам. Но помочь не могли. Никто из присутствующих не помнил ни прабабушкиных сережек (еще бы!), ни торгующего Федора. Ирка, отчаявшись, уже хотела уходить, но тут невзрачный и нетрезвый мужичок, торгующий «командирскими» часами с какой-то неясной гравировкой, потянул ее за рукав.
– Давай, тетка, отойдем!
– Чего тебе? – брезгливо дернулась Ирка, но тут же спохватилась и переиграла. – Неужто знаешь чего про сережки?! Расскажи, соколик, не обижу…
– Как бы тебя, дура-тетка, не обидели! – решительно сказал мужичок, затаскивая Ирку в какой-то сомнительный парадняк и пугливо оглядываясь, как будто ожидал погони. – Что ты там про сережки говоришь, я не знаю, и куда они делись – понятия не имею. Может, твой мужик их где в другом месте загнал. А здесь, на Сенной, он совсем другую вещь торговал.
– Какую ж? – ахнула Ирка.
– Вот такую плоскую штуку, – мужичок развернул грязную ладонь и пригнул большой палец, демонстрируя размер товара. – Как бы не из золота и значки на ней.
– Чего ж это такое-то?! – оторопела Ирка.
– Не знаю. У мужика своего и спроси…
– Убили его! – от неожиданности выпалила Ирка и вполне настоящие слезы брызнули у нее из глаз. – Убили Федора! Не спросишь теперь!
– Ах ты, …. ! – мужичок отшатнулся и грязно выругался.
Ирка продолжала реветь. Мужичок между тем пришел в себя, пожевал губами и на что-то решился.
– Кончай воду лить, тетка, и слушай сюда! – зашептал он, снова схватив Ирку за рукав. – Дети-то у тебя есть?
– Есть, двое, – кивнула Ирка. – Мальчик и девочка.
– Так вот, лучше бы вам с детьми затихориться пока где-нибудь и не показываться. В деревню уехать или еще куда-нибудь, к родственникам.
– Это зачем же?! – от изумления слезы у Ирки мигом высохли.
– А затем! – мужичок наставительно поднял кривой палец и поводил им перед рассопливившимся от слез Иркиным носом. – Муж твой, даром, что алканавт беспамятный, а в какую-то порядочную дрянь ввязался. Через то и погиб. Купил евонную штуку Студент – старожил здешний. Я появился, он уж здесь, совсем мальчонкой, промышлял. Купил, так все, помню, плечами пожимал, говорил: уточнить надо. Как ты думаешь? С того раза Студента никто и не видал. Рассуди: живой ли он теперь, если у него сама эта штука на руках была, а твоего мужа за так, как муху, прихлопнули…
– Так, может, этот Студент и навел? – деловито предположила Ирка. К этому времени она уже немного опомнилась от неожиданности и включила мозги.
– Как бы не так! – усмехнулся мужичок. – Недели не прошло, как появились на рынке оч-чень серьезные люди, не чета нашей шантрапе. И всех, кто в деле, расспрашивали: и о муже твоем, Федоре, и о Студенте, и о штуке той… Ты сегодня-то голову всем ентими сережками заморочила, никто и не связал… А я сразу распознал! И вот что тебе скажу, тетка: лучше бы тебе пока сгинуть куда-нибудь. Никто ведь доподлинно не знает: в курсе ты мужниных дел, не в курсе…
– Да он мне никогда не говорил ничего! – вскрикнула Ирка.
– Да чего ты меня-то убеждаешь? – пожал плечами мужичок. – Я тебе, тетка, верю. Да только там другие люди. У них, как у зверя в лесу, никому веры нет. И как бы тебе здесь не сережек, жизни не лишиться. И детки у тебя… В общем, думай сама, тетка, а я теперь пошел… И уж будь добра, как бы ни решила, никому про то, что я тебе сейчас сказал, не рассказывай. Про ментовку я уж не говорю. Да и я, если что, отопрусь. Жаль мне тебя, но своя-то душа, сама знаешь, всегда ближе к телу…
– Вот такие дела получаются, девочки! – темпераментно закончила Ирка и набросилась на тарелку с дымящейся картошкой и двумя солеными огурцами ее же собственной засолки (подаренная летом, уже открытая банка стояла у меня в холодильнике. Предусмотрительная Любаша достала ее и подала на стол). – Ужасные дела! – добавила она уже с набитым ртом. – Водки бы сейчас выпить!
– Точно! – подхватила Светка. – С устатку да с расстройства!
– Может, мне сейчас в ларек сбегать? – спросила я. – Принесу пузырь, разопьем его, сразу горизонты станут яснее…
– Не заводись, – попросила Ленка. – Итак. Что мы имеем с гуся?
– Да все же ясно! – воскликнула Любаша. – Непонятно только одно – откуда Федор достал этот странный предмет. Ну, да это сейчас дело второстепенное. Предмет, назовем его золотой пластинкой, явно имеет какую-то серьезную ценность, о которой Федор, конечно же, ничего не знал. Может быть, как произведение искусства, может быть, как научное достояние. Студент (по всем признакам это алинин любовник Сережа), напротив, сразу о чем-то догадался. Но использовать пластинку самостоятельно у любовников не получилось. Ее каким-то образом перехватил муж Алины, который, по словам жены, так или иначе связан с криминалом. Оценив пластинку, он устроил собственное расследование на рынке, а потом отыскал и убил Федора. Теперь уж надо точно идти в милицию, потому что…
– Зачем? – спросила я, оборвав Любашины рассуждения, и по учительской привычке постучала по столу перевернутым карандашом. – Зачем он искал и убил Федора, если пластинка была уже у него в руках?
– Скорее всего, хотел через него выйти на еще какие-нибудь, столь же ценные вещи, – логично объяснила Любаша. – Убедился, что Федор ничего не знает и… это… убрал его…
– И он недр-рогнувшей р-рукой убрал свидетеля со словами: ты слишком много знаешь, Гар-ри! – продекламировала циничная Светка.
– Но откуда у Федора… – начала Ленка.
– Этого мы не знаем, и даже гипотезы строить бесполезно, – заметила я. – Нет информации. Зато в других областях дела ее даже слишком много. На что стоит обратить внимание? Любые несостыковки в Любашиной рабочей гипотезе и вообще…
– Алина, как уже было отмечено, врет по схеме хороших английских романов, – сказала Светка. – А вроде бы по статусу должна была руководствоваться теми, которые у тебя, Анджа, в коридоре. Стало быть – либо говорит чистую правду, либо она не совсем то, за что себя выдает.
– Ну ты, подруга, загнула, – с уважением заметила Ленка. – Мы – попроще будем. Заметьте: муж Алины
