допустимости действую прямо и незамысловато. Тонкие многоходовые интриги мне не то, чтобы недоступны, скорее – излишне психически тягомотны. Выигрыш, как кажется, не слишком велик, а игра ради самой игры мне не очень понятна в применении к реальности. О блестящих интригах и интриганах я предпочитаю читать в хороших исторических романах или уж в мемуарной литературе.
На верхней полочке этажерки у меня лежит старый кошелек со сломанной молнией, в котором я храню презентованные мне визитные карточки. Достав из него визитную карточку Вадима, я присела к телефону и набрала номер, написанный от руки, с пометкой «дом.» Мне повезло и трубку сразу взяла Алина.
– Здравствуйте, Алина! Это Анжелика Андреевна. Мне хотелось бы знать, что значит сувенир, оставленный вами у меня на столе в новогоднюю ночь.
– А-аа… А откуда вы знаете мой номер? – заблеяла Алина. В голосе ее явно слышались испуг и растерянность.
– Вопросы тут задаю я, – я позволила себе саркастически усмехнуться. Девушку мне в общем было даже жалко, но уж очень меня достали все эти тайны, которые к тому же стоили жизни двум ни в чем не повинным (я уверена в этом!) людям. – Так что же? Я жду.
– Анжелика Андреевна! Я вас очень прошу! – помолчав и посопев в трубку, воскликнула Алина. – Пусть она обратно… пусть она у вас пока полежит! Она ведь вам не очень помешает, она же маленькая совсем…
– Алина! – строго сказала я. – Не изображайте из себя маленькую девочку. Что значит: не помешает?! Эта вещь, если я правильно все поняла, представляет собой какую-то вполне определенную научную ценность, она сделана из золота, а к тому же – улика в деле об убийстве. Либо вы мне прямо сейчас объясняете, что все это значит, либо я немедленно иду в ближайшее отделение милиции, и пусть уж профессионалы как смогут разбираются…
– Не надо, не надо в милицию! Анжелика Андреевна!
– Я слушаю вас. Если я правильно помню, вы утверждали, что пластинка – в руках вашего мужа. Что же произошло? Вы ее украли? Или это он велел вам передать ее мне?
– Я врала вам, – сказала Алина. – Думала, вы скажете: покажи, а я не смогу. Пластинка все это время была у Сережи. А теперь он отдал ее мне. А я боюсь.
– Кого вы боитесь?
– Я не знаю, но чувствую… Если она будет у меня или Сережи, нас убьют. Она – зло. Анжелика Андреевна, вы верите в потусторонние силы?
– Никогда не думала об этом. Слишком много сил взаимодействует по эту сторону – в них бы разобраться. Так что же мы имеем в сухом остатке? Опасаясь за свою жизнь и жизнь любовника, вы решили отдать пластинку мне и тем самым натравить на меня эти загадочные силы? А почему бы вам было не отдать ее мужу? В самом плохом варианте решили бы сразу две свои проблемы…
Алина некоторое время молча думала над моими словами, а когда поняла, что я, собственно, сказала, по-видимому, окончательно потеряла самообладание. Ее нервическая дрожь передавалась даже по телефонным проводам:
– Анжелика Андреевна! Пожалуйста! Я не… Я прошу вас… Умоляю…
Дрожь пространства еще усилилась и связь с Алиной прервалась. Я растерянно смотрела на лежащую на столе золотую вещицу. Выглядела она весьма невзрачно и на воплощение зла не тянула ни при каком воображении.
– Я буду думать и тебе перезвоню, – сказала Ленка. – Или приеду.
Доверяя профессионализму подруги, я позвонила именно ей.
– Мне кажется, что теперь у нас уже все есть на руках. Надо только еще раз подумать и связать концы с концами.
– А потом?
– Потом надо будет идти к следователю.
– Имеет смысл?
– Разумеется. Как-никак два убийства. Если дать им непротиворечивую качественную версию, менты вцепятся в нее как хорошие бультерьеры, включат свою машину, всех допросят, проверят алиби, может быть, даже нароют еще улик…
– Хорошо, Ленка, – согласилась я. – Я буду ждать, пока ты свяжешь концы. У меня, как на грех, мозги в криминальном направлении не работают.
– Большая удача для наших правоохранительных органов, – усмехнулась Ленка. – И вот еще что: скажи пока соседям, чтобы к телефону тебя не звали, и… ты на работе больничный взять не можешь?
– Ленка, а тебя не заносит? – поинтересовалась я. – Неужели ты думаешь…
– Я думаю, – подтвердила Ленка. – И прошу мне пока не мешать. А тебе я все сказала. Но когда будешь решать, заносит меня или нет, помни: из нас двоих ментом была именно я…
Для своих медитативных упражнений Ленка выбрала, кажется, Хлопси. А может быть, Топси или Мопси. Во всяком случае, сидящая у подруги на коленях свинка совершенно не возражала против мерных поглаживаний и не пыталась убежать.
Я налила кофе в большую кружку, положив туда две полные ложки порошка и три полные ложки сахара. Размешала и поднесла Ленке. Подруга благодарно кивнула и поднесла кружку к губам свободной рукой. С дурацкой бело-рыжей свиньей на коленях и с дешевой кружкой дешевого кофе в руках Ленка выглядела так, как будто бы отправляла чайную церемонию в императорском дворце у подножия Фудзиямы. Тридцать лет не могу понять: как ей это удается?
– Знаешь, выводы у меня получились довольно печальные, – вздохнула Ленка.
– Ну, в сложившихся обстоятельствах ничего веселого ожидать не приходилось, – я пожала плечами.
– Нет только одного звена – того, из-за чего весь сыр-бор и разгорелся, но его уж пусть милиция ищет.
– Давай, излагай, – поторопила я. Вообще-то, не в Ленкиных привычках ходить вокруг да около – в этом мы с ней схожи. Что же она там напридумывала? Вместе с понятным интересом я испытывала и вполне понятную тревогу.
– Видишь ли, подруга, – Ленка отчего-то участливо улыбалась и смотрела на меня так, как обыкновенно смотрят на людей тяжело больных. – На самом деле можно было и с самого начала все разгадать…
– Ну да, конечно, – согласилась я. – Если бы кто-нибудь из нас был комиссаром Мэгре или, на худой конец, Шерлоком Холмсом. Тебе, как менту со стажем, кстати, не кажется, что мозги нормальной женщины просто не приспособлены для разгадывания убийств и прочих тяжких преступлений против личности? Дело даже не в устройстве мозгов, а в том, что все это сразу вступает в тяжелый подсознательный конфликт с ее, женщины природным предназначением и просто вытесняется?
– Я никогда не думала об этом в таком ключе, – сказала Ленка. – Но, кажется, это довольно глубокая мысль. Если вспомнить мой опыт, то действительно – самые эффективные расследователи – все-таки мужчины. Если, конечно, не считать прочитанные мною детективы из твоих шкафов.
– Не считай, – сказала я. – Лучше рассказывай.
– Понимаю. Мы тянем время. Итак. С самого начала нам казалось, что в деле есть как минимум три стороны. Двумя: Федор с его пластинкой и Алина с Сережей – все известные нам факты никак не объяснялись. Но задумайся: кто поставлял нам эти факты, кто их организовывал?… Причем третья сторона в деле действительно есть. И эта сторона – ты, Анджа.
Давай рассмотрим все с самого начала. Несчастный Федор каким-то образом получает на руки известную тебе вещь. Способ, очевидно, сомнительный, потому что пьяница ничего и никому об этом эпизоде своей жизни не рассказывает. Если бы он просто нашел ее на улице, то не удержался и непременно поделился бы с кем-нибудь нежданно привалившей удачей. Не с женой (может отобрать!), так с приятелем-собутыльником или с соседом-инвалидом. Сама пластинка ему, понятное дело, без надобности и он несет ее продавать. Там сразу же натыкается на историка-спекулянта Сережу, мечтающего о быстром обогащении. Сережа покупает у него пластинку, потом с помощью специальной литературы или каких-то консультаций выясняет ее происхождение (нам бы тоже надо было это сделать – тогда мы поймем, откуда у всего этого ноги растут) и почему-то сразу бросается искать Федора. Возможно, и даже наверняка – к пластинке в историческом контексте должно было прилагаться что-то еще, и Сережа вознамерился это
