– Не здесь, Петя, – запротестовала Аня, хотя у самой голова кружилась от желания – никогда муж не набрасывался на нее так, предпочитая спокойный секс в супружеской постели, и эта его необузданность завела ее больше долгих прелюдий. – Папа или Марк могут войти…
Петр, не слушая Аню, взял ее на руки и усадил на стол. Тарелка, задетая Аней, упала на пол и раскололась надвое. Но это Петра нисколько не охладило, казалось, он вообще не заметил ее падения.
– Петя, пошли в спальню, – пролепетала Аня. – Мы не одни в квартире…
На этот раз ее слова дошли до Петра. Подхватив Аню под колени, он снял ее со столешницы и, не переставая целовать, понес в спальню. Там Петр бросил ее на кровать и упал сверху. Полотенце было сорвано еще на подходе, халат тоже, и они обвили друг друга руками и ногами.
– Я хочу тебя, – повторил Петр.
Аня хотела сказать то же самое, но не смогла
Рука Петра пахла женскими духами. Тело пахло гелем для душа, волосы шампунем, а рука, та самая, в которой он пять минут назад держал свою рубашку, пахла чужими духами – не Аниными! Она пользовалась легкой, ненавязчивой туалетной водой, оставляющей на теле не столько запах, сколько намек на него. Духи, которыми пахла рука Петра, были совсем другого рода. Агрессивные, душные, необычные: с легким привкусом корицы и перца, такими не всякая станет душиться…
Да и не всякой бы они подошли! Подобные ароматы мало кому идут – слишком смелые, слишком хищные…
И тут в Анином мозгу, как шаровая молния, пронеслась мысль: «Я знаю, кому они подошли бы идеально – Еве!» И все померкло перед глазами, будто началась гроза и тучи заволокли все вокруг…
От рубашки ее мужа пахло Евиными духами! Ева находилась в такой близости от Петра, что он весь пропитался ими, поэтому и в ванную сразу побежал, поэтому и рубашку в стирку швырнул… А потом накинулся на жену прямо в кухне, хотя никогда этого не делал, и сказал то, чего никогда не говорил: «Я хочу тебя!»
Только хотел он не ее, а Еву! Ее он представлял, лаская Аню, о ней мечтал, ее целуя!
Аня уперлась руками в грудь Петра и с силой оттолкнула его. Тот решил, что ей стало тяжело под ним, и приподнялся на локтях. Аня тут же выскользнула из-под мужа, сползла с кровати, подхватила халат и завернулась в него.
– Ты чего? – не понял Петр.
– Ничего, – отрезала она, тайком утирая выступившие в уголках глаз слезы.
– Тогда не дури и иди сюда… – Петр потянулся к Ане, чтобы привлечь ее к себе, но она отшатнулась. – Да что с тобой такое? – воскликнул он раздраженно. – Предменструальный синдром или просто заскок?
И так грубо это прозвучало, что Аня болезненно поморщилась. Она с детства испытывала физические страдания, сталкиваясь с хамством.
– Ну что ты молчишь? – не отставал Петр. – Скажи мне, что я сделал не так, почему ты от меня шарахаешься…
Аня ничего говорить не стала. Она молча подошла к Петру, взяла его «заклейменную» запахом руку и сунула ему под нос. После этого развернулась и вышла из спальни, не слушая окриков мужа.
В ту ночь она туда так и не вернулась. Впервые она легла отдельно от Петра и проспала на кушетке в кабинете до утра.
Часть III
День четвертый
Аня
Аню сильно тошнило. Так тошнило, что она не смогла закончить завтрак – бросила недоеденный бутерброд и побежала в туалет. Там ее вырвало, и сразу стало легче. Умывшись, Аня вернулась в кухню, но есть не стала: отдала остатки завтрака Данилке, а для спящих мужчин стала готовить блины.
Было около восьми, когда проснулся первый представитель сильной половины, им оказался Марк.
– Доброе утро, – поздоровался он с Аней, входя в кухню. – Как изумительно у вас тут пахнет…
– Здравствуйте, Марк, – поприветствовала его Аня. – Будете завтракать? Я блины испекла. Хотите, со сгущенкой, хотите – с творогом.
– Нет, благодарю, я по утрам не ем.
– По-моему, вы и по вечерам не едите, – заметила она, вспомнив, как скуден был его вчерашний ужин.
– Стараюсь себя ограничивать. – Марк похлопал себя по мягкому животу. – Иначе расплывусь до устрашающих размеров.
– Тогда могу предложить вам кофе или чай.
– Я выпью простой воды. Это очень полезно – выпивать на голодный желудок стакан холодной воды. Лучше не кипяченой, а просто очищенной. – Марк взял кружку, подставил ее под кран «Аквафора» и нацедил себе ровно двести пятьдесят миллилитров. – Кстати, где остальные?
– Все спят.
– И Петр?
– Да, сегодня же воскресенье. У него выходной. Вот он и отсыпается.
Она произнесла это скороговоркой, стараясь не смотреть на Марка, чтоб не выдать себя. Она не могла показать гостю, что в их семье разлад. Суханский если и заметил ее смущение, то виду не подал: прихлебывая из кружки, он подошел к окну, выглянул на улицу, где вовсю светило солнце, а обледенелые ветки деревьев сверкали драгоценным бриллиантовым огнем. Аня, когда раздвигала шторы, налюбоваться этим видом не могла – так было красиво и празднично, Марк тоже не остался равнодушным к погожему предпраздничному утру.
– Погода замечательная, – сказал он, довольно щурясь на солнце. – Как раз для Нового года подходящая!
– Вы помните, что он уже завтра? – спросила Аня, которая сегодня с какой-то детской обидой обнаружила, что праздник почти наступил, а она со всеми этими заботами и переживаниями не ощутила его приближения. – Даже не верится, правда?
– Я, Анечка, к Новому году равнодушен. Не жду его и редко справляю. Могу и уснуть, не дождавшись боя курантов.
– А я с детства обожаю Новый год. Больше других праздников, даже больше дня рождения. А все из-за елки! – Она убрала сковородку с огня, присела на кончик табурета и стала вспоминать: – Вы, наверное, не знаете, что я выросла в коммуналке. В тесной комнатушке, бывшей до революции выходом на черную лестницу. В ней всегда стояли темнота (слепое окошко под потолком света почти не пропускало) и сырость, а с кухни шла гарь… В общем, ужасное место. Угнетающее! Но главное – очень неудобное: длинное и узкое, в нем ничего не помещалось. Я, например, спала в шкафу, ибо не было другого способа отгородить мое спальное место от ложа моей приемной матери и ее сменяющих друг друга любовников. Поэтому, когда соседи ставили в своих комнатах елки, я тихо им завидовала. Мне тоже хотелось, чтоб в нашей комнатушке стояла ель, живая, пахнущая смолой, в шарах и гирляндах, но нам некуда было ее поставить, хоть бы и маленькую, – у нас даже подоконника не было… И вот однажды за пару дней до праздника (я тогда ходила в первый класс) я сидела в своем шкафу и грустила из-за того, что еще один Новый год пройдет бездарно: не будет ни елки, ни гирлянд, ни мишуры, и так мне от этого стало тоскливо, что я схватила пальтишко и побежала на улицу, чтобы найти Деда Мороза и попросить у него исполнить мое скромное желание… – Аня грустно улыбнулась. – И я нашла его! Пьяненького дядьку со съехавшей набок ватной бородой. Он возвращался с «халтурки» в красном халате, под которым виднелась олимпийка. Но я так ему обрадовалась, что приняла за настоящего. Подлетела и давай сбивчиво объяснять, что мне хотелось бы получить на Новый год. Он, естественно, ошалел от такого напора, но выслушал меня, а чтоб поскорее от дурехи отделаться, сказал, что желание мое исполнит. И я, как на крыльях, полетела домой и…
– И? – спросил Марк заинтересованно.
– Он действительно исполнил!
– Мать купила маленькую елочку и поставила ее в ваш шкаф?
– Лучше! Ее поставили у кинотеатра, что находился по соседству с нашим домом. Никогда раньше там