Два часа провел старший следователь Голушко в «Экзотике». Два часа он и его команда, нарушая покой мертвой Афродиты, похмельных проституток, злой, помятой Мадам, обыскивали здание. Еще столько же вели допросы, брали отпечатки пальцев, совершали досмотры личных вещей. Узнали много нового, обнаружили много интересного, но главного: Марго и орудия убийства, найти не удалось.
Ровно в полдень, когда к воротам «Экзотика» подкатил катафалк, Голушко отозвал своих ребят из здания. Пусть проститутки спокойно хоронят свою королеву – все равно больше ничего найти не удастся.
– Ну что, – спросил Леха по пути к служебному микроавтобусу. – Отчаливаем в отделение?
– Ты же хотел на похоронах поприсутствовать… – поддел Смирнова Митрофан. – Посмотреть, как проститутки будут на гроб грудью падать…
– Расхотел.
– Что так?
– Не на что там смотреть!
– Наоборот – у одной из них, Анны Сафоновой, по кличке Далила, аж три груди!
– И все три спрятаны под джинсухой… – Леха недовольно поморщился. – Меня вообще эти экзотические птахи разочаровали… Обычные бабенки, ничего особенного. – Он, словно лошадь, выпустил воздух через раздутые ноздри и выдал уничижительно. – Моя жена не хуже, а то и лучше будет! У моей Люсинды и попец, и груди, как две дыни! А эти… – Он опять поморщился. – Замухрышки какие-то…
– Что я слышу! – захохотал Митрофан. – Наконец-то Смирнов оценил свою Люську!
– А че, я не прав, что ли? – Леха нахохлился. – Я-то думал, что девочки, зашибающие сотку в час, особенные… Ну как эти красотки из «Плейбоя»… А что оказалось? – Он ткнул пальцем в стоящую у забора худую девушку в облегающем черном платье и кожаных перчатках. – Сикильдявки!
– Это Жизель. Бывшая балерина.
– Да знаю я… Допрашивал ее час назад.
– Почему она не садится в катафалк?
– Она на похороны не едет.
– Что так?
– Сказала, что кладбище – это то место, куда она попадет лишь однажды и только после смерти.
– Странная она какая-то, – сказал Митрофан, понаблюдав за неподвижно стоящей, будто окаменевшей, Жизелью. – Под кайфом, что ли?
– Траву она покуривает точно, а насчет остального не знаю…
– Нашли что-то?
– Только бычки со следами ее помады…
– А пушка, обнаруженная в напольной вазе, не ее?
– Говорит, впервые вижу.
– Так ваза же стояла в ее апартаментах!
– Я в эту вазу ни разу не заглядывала, – проговорил Леха низким дискантом, демонстрирую свои актерские способности. – Может, она мне уже с пушкой досталась? – Смирнов скривил рот в подобии улыбки, явно продолжая играть. – И вообще, у меня руки, как вы видите, искусственные, я не смогу попасть человеку в сердце, так что перестаньте смотреть на меня, как на подозреваемую номер один…
– Правда, не сможет?
– Хрен ее знает… – Смирнов пожал плечами. – Я не спец…
– Хизер Милз на своем протезе даже танцует… И не хромает совсем.
– Это еще кто?
– Это бывшая жена Пола Маккартни, – Митрофан строго посмотрел на старшего опера. – Только не говори мне, что не знаешь, кто такой Пол Маккартни…
– Его я знаю, а жену нет. Она что, ампуташка?
– У нее нет одной ноги, но ей это не мешает.
– А Полу?
– Ему, наверное, тоже, раз он на ней женился.
– Если б я был на его месте, я б женился только на Памелле Андерсен, – мечтательно протянул Леха, пуская слюну.
– Нисколько в этом не сомневаюсь…
– Или на Дженифер Жопес!
– У твоей Люськи жопис не хуже, ты сам недавно об этом говорил, так что перестань грезить о заграничных задницах! – Он сунул Лехе платок. – И подотри слюни, смотреть противно!
Смирнов вытер рот, но, судя по подернутым дымкой глазам, грезить не перестал.
Пока он мысленно овладевал всеми голливудскими дивами по очереди, Митрофан бегло просмотрел протокол допроса Гариной Евгении Емельяновны по кличке Жизель, и кое-что в ее показаниях ему не понравилось. Вернее, ее показания ему не понравились от начала до конца (бредни обкуренной психопатичной извращенки), но один момент насторожил его особенно, а именно несовпадение этих показаний с фактами, изложенными другим свидетелем – Александром Сергеевым, охранником «Экзотика»…
– Занятно, – буркнул Митрофан, сравнивая протоколы. – Очень занятно…
– А? – отмер Смирнов. – Чего?
– Леша, позови-ка сюда гражданку Гарину, я хочу с ней побеседовать…
– Не советую, Митя, загрузи-и-и-и-т, сам не рад будешь, что связался… – Леха крутанул пальцем у виска. – Она малость с приветом!
– Это я уже понял…
– Даже не малость, а сильно. Просто чеканутая.
– И все же я хочу задать ей несколько вопросов… Позовешь?
– Ну как знаешь… – Леха неодобрительно поджал губы. – Только где вы говорить будете, в участке?
– Нет, прямо здесь… – Голушко оглянулся на милицейский микроавтобус, стоящий неподалеку. – Можно в кабине посидеть.
– Вот это правильно! У нас в участке психов и без нее хватает. – Оставив последнее слово за собой, Леха бодро сорвался с места и кинулся к Жизели с воплем. – Гражданка Гарина, с вами хотят побеседовать! Подойдите, пожалуйста, к машине!
– Ну что еще? – раздраженно спросила та, отлипнув от забора.
– Старший следователь Голушко желает задать вам несколько вопросов…
– Те, что задавали мне вы, его не устроили? – процедила Жизель, криво улыбаясь.
– Меня не устроили ответы, – спокойно сказал Митрофан. – Так что, будьте добры, уделите мне несколько минут…
– Какой вежливый, охренеть можно…
– В салоне автомобиля нам будет удобно разговаривать, так что прошу. – Он распахнул дверь микроавтобуса и жестом пригласил ее забираться внутрь.
Когда они уселись друг напротив друга в душном салоне «Соболя», Жизель достала надушенный платок и демонстративно начала себя обмахивать. Митрофан не обратил на ее жест никакого внимания (выкрутасы чокнутых шлюх его не волновали, в отличие от их показаний), он не спеша достал из папки два протокола – ее и Сергеева – разложил их на коленях, затем задал первый вопрос.
– Когда, говорите, вы легли спать?
– В три.
– Все?
– Вы не умеете читать или у вашего подпаска такой неразборчивый почерк? – издевательски улыбнувшись, спросила она.
– Отвечайте.
– Все.
– А Марго?
– Она раньше. Не помню, во сколько точно…
