прошлой зимой, и его поразило, что под прозрачным колпаком — плюсовая температура: на внутренних стенках и на самих кустах дрожали капли росы. Собственно, розы и определили выбор «папы», и он взял эту дачу, хотя рядом стояла суперсовременная, с вертолётной площадкой и семью гектарами земли.
Ещё два года назад, когда отдел только формировался, «папа» предупредил, что его покровительство и опека должны остаться негласными и встречи должны иметь конспиративный характер. Всё это требовалось для того, чтобы хранить секретность работы отдела и руководство им со стороны правительства. Полковник считал подобные меры вполне оправданными, поскольку с исчезновением золотого запаса наверняка были связаны некоторые государственные чиновники, имеющие власть и ныне.
Арчеладзе оставил машину далеко за шлагбаумом, чтобы не маячить на глазах у охраны, и на территорию дач отправился пешком, предъявив удостоверение сотруднику МБ. Похоже, в связи с государственным переворотом охрана была усилена: за кустами перед въездом стояли два БТРа и «шилка» зенитно-пулемётная установка. По улицам дачного посёлка бродили патрули в гражданской одежде. Пока Арчеладзе шёл к даче «папы», у него дважды проверили документы, причём не стесняясь направляли свет фонаря в лицо.
Полковник открыл кодовый замок в калитке и сразу же оказался в розарии. Лишь некоторые особенно теплолюбивые и нежные сорта были спрятаны под колпаки, смутно белевшие в сумерках, как привидения. Остальные же, подрезанные, укороченные, избавленные от лишних побегов, стояли открытыми, и на немногих ещё оставались цветы. Но и этих немногих хватило, чтобы насытить воздух резким розовым запахом, перебивающим дух осенней, преющей листвы.
Несмотря на глубокую ночь, в нижнем этаже светились четыре окна. Это вдохновило полковника — «папа» не спал, и отпадала неприятная нужда поднимать его из постели. Ослеплённый окнами, он чуть не наткнулся на машину, стоящую на дорожке. «Папа» никогда сам не заезжал в розарий, тем более никому другому этого не позволял. Это был чёрный правительственный «ЗИЛ-117». Полковник обошёл его, цепляясь плащом за колючки розовых кустов, за ним был ещё один, невероятно знакомый, видимый им каждое утро, — чёрный джип «Чероки». Арчеладзе отметил это механически, ибо машины Комиссара здесь никогда не могло быть. Он подумал, что это, вероятно, другой автомобиль, и для убедительности скользнул взглядом на его номер, светящийся светоотражающей краской…
Это была машина Комиссара! Секунду помедлив, полковник свернул с дорожки между царапающими кустами и застыл в растерянности. Это было невероятно! «Папа» презирал Комиссара, никогда даже не называл его по фамилии; чаще всего брезгливо бросал — «пожарник»… Мысли скакали самые разные и неожиданные — вразумительного объяснения, почему Комиссар очутился здесь, не находилось. Теперь уже и речи не было войти в дом! Потрясённый, а больше как-то неприятно смущённый, полковник, ко всему прочему, вспомнил о Капитолине, жене одного и любовнице другого, и ощутил желание немедленно бежать отсюда. Он стиснул зубы от прилива мстительного чувства и заломил попавшийся под руку розовый куст. Но сильно уколол пальцы…
Бежать, а также рвать и метать было глупо. Если уж угодил в такой час, следовало прояснить для себя всё, что возможно. Ступая по клумбам, полковник приблизился к крайнему освещённому окну и через открытую форточку почувствовал густой банный дух. Это был предбанник, обшитый доской-горбыльком, со столом и лавками: самовар, посуда, банки с пивом в пластиковой упаковке, и ни души. Полковник пригнулся, подобрался к другому окну и на мгновение отпрянул…
В бильярдной было трое: третьего Арчеладзе сразу не смог даже узнать, все одинаково завёрнуты в простыни, как римские патриции. И когда он налёг на стол и сощурился, прицеливаясь кием в шар, полковник неожиданно для себя мысленно выругался матом.
Это был Колченогий. А не узнал потому, что всегда бледная, с мешками в подглазьях его рязанская физиономия раскраснелась, распарилась и напоминала лицо здорового человека. Колченогий забил шар и пошёл выискивать другой. Комиссар стоял в ожидании, опершись на кий, как на посох. Худосочный, тщедушный, без одежды, «папа» заворачивал через плечо руку и что-то пытался достать на спине. Не достал, повернулся и попросил Комиссара. Тот снял со спины берёзовый лист и шлепком приклеил «папе» на лоб. «Папа» равнодушно смахнул его — подоспел черёд бить: Колченогий промахнулся.
Полковник тихо отошёл от окна и в забывчивости остановился. Что-то хотел сделать ещё… Не вспомнил, огибая машины по розарию, выбрался на дорожку и пошёл к калитке. Но возле неё спохватился, вернулся к кустам роз и наугад выломал цветок на длинной ножке и, спрятав под полу плаща, вышел с территории дачи.
На обратном пути опять проверяли документы, и хорошо, что роза, зацепившись за подкладку плаща шипами, не выпала — могли задержать за кражу.
Назад он ехал без «попугая», но несколько раз пролетал на красный, что с ним никогда не случалось. Только по дороге он вспомнил одну из своих парадоксальных версий, по которой, совершенно не зная отношений «папы» и Колченогого, вычислил их родство по степени сложности и странности этих фигур из всей высшей партноменклатуры. И сейчас лишь убедился в своей правоте. Но каким образом в эту компанию попал Комиссар? Ещё довольно молодой человек, имеющий хоть и кремлёвское, но «пожарное» прошлое? Эх, вот бы куда послать Нигрея с его «прилипалами»! Вот бы чьи стёклышки послушать! И тогда бы открылись многие тайны…
И вдруг словно током пробило: если все они — одна компания, то как же теперь расценивать события на посту ГАИ?! Неужели они вот так собрались втроём, прикинули, разработали операцию и решили унизить его, растоптать, сломать? Но за что? Почему?..
Он не хотел больше думать об этом; он оправдывал «папу» — только неизвестно зачем! — что Комиссар — человек многоликий. Это он один придумал ему казнь через глумление над личностью… И тут же находил контраргументы: что, если это их месть за Капитолину? Муж и любовник отомстили ему за женщину… Но ведь бывший муж и бывший любовник!
К концу пути он совсем запутался, свернул не туда и поехал «против шерсти» — по улице с односторонним движением. Да всё равно в безлюдной Москве ничего не заметили…
Капитолина жила возле Савёловского вокзала в старом, но ухоженном доме. Полковник с третьей попытки открыл кодовый замок и пошёл по широким, гулким лестницам — лифт не работал. Она как-то обмолвилась, что живёт с родителями, и было неловко звонить среди ночи. Поэтому он дважды едва лишь коснулся кнопки и стал ждать. Если бы открыл кто-то из родителей, он не знал, что сказать, как объяснить, с чего вдруг притащился с розой в такой час. Наверное, папа и мама Капитолины были его возраста.
Она открыла, даже не спросив кто: возможно, увидела в глазок. Полковник ступил через порог и подал розу.
— Что это значит? — тихо спросила она, хотя в глазах её засветилась радость.
— Тебе привет от бывшего мужа, — проговорил Арчеладзе и сел на пуф возле порога.
Радость мгновенно сменилась испугом. Рука с цветком упала вниз.
— Ты ездил к нему? Зачем?..
— За розой.
— Говорил с ним обо мне?
— Нет, я не говорил с ним, — сказал полковник. — У него были гости… Сорвал розу и уехал.
— Это правда?
— Я спешу, — вместо ответа сказал он. — Сегодня важная встреча.
— Скажи, ты не говорил с ним обо мне? — отчего-то настаивала Капитолина. — У вас был служебный разговор?
— Ты боишься его?
— Боюсь… Ты плохо знаешь своего… «папу»! Я подозреваю, что…
— Что он передал тебя «пожарнику»?
— Зачем ты это сказал? — чуть не закричала она. — Почему ты так сказал?
— Подозреваю…
— Нет, это неправда! Я сама ушла от него! А он не любит быть брошенным… — Она вскинула глаза — он изумился им. — Подозреваю, что тогда эти подонки… Он подослал! Узнал, что я поехала с тобой, и придумал месть…
— Поедем в наш дом? — сам того не ожидая, предложил он. — Я уйду на встречу… Очень важная
