И могу сказать, что добросовестность их государства производит шокирующее впечатление. Даже когда люди ругают государство, они делают это совершенно не так, как мы. Простой пример: на шоссе, километрах в 30 от Астаны, стоит пост ГАИ, где нужно обязательно затормозить, на моих глазах был остановлен бульдозер, который тащился со скоростью 7 км/ч, но не остановился, проявив тем самым неуважение к местным милицейским хозяевам. А меня везет обычный шофер, и он говорит: а, сволочи, ну ничего, скоро до вас доберутся. И объясняет, что в Алма-Ате гаишников выдрессировали так, что это практически полностью нормальные люди, которые не злоупотребляют своим положением, грамотно регулируют движение, ничего не вымогают. И продолжает: в последнее время правила дорожного движения улучшаются непрерывно и будут улучшаться, милиционеры просто еще не все правила знают, но их скоро прижмут. И что вообще скоро этих постов не останется, их уже стало в два раза меньше.
Это говорит обычный водитель – не депутат, не олигарх, – который ездит по трассе каждый день. И нельзя сказать, что он шибко лояльно относится к государству: он настроен вполне критично. Я хвалю дорогу – ну вправду хорошая дорога, – а он начинает рассказывать, какие неприятности с ее строительством когда и у кого были связаны.
Но он демонстрирует общий позитивный настрой, и получается, что государство старается и в целом улучшает ситуацию.
Другим человеком, который очень сильно ругался, была сказана потрясающая фраза. Я вообще в принципе не цитирую людей, которые лояльны и говорят, что все хорошо и будет еще лучше: это неинтересно. Но вот жестко критикующий ситуацию человек говорит: ничего, последние два года идет улучшение в части работы государства. Понятно, что экономический кризис обрушивает конъюнктуру и экономическая ситуация сложная, несмотря на восстановительный рост, но ничего, сейчас, вот уже скоро, когда оздоровление дойдет до помощи сельскому хозяйству, вот тогда уже будет ясно, что ситуация нормализовалась.
Что означает такой подход? – Что люди в Казахстане в значительной части сохранили определенный уровень даже не образования, а внутренней культуры, позволяющей видеть перспективу. Они испытывают определенное доверие к государству: видят, что государство старается и у него много что получается. Они думают: ага, сейчас дойдет до сельского хозяйства, и это будет уже критерием существования в принципе нормальной ситуации. Может и не дойти до этого, потому что макроэкономическая ситуация и ситуация в глобальной экономике сложная, – но они воспринимают так.
И это очень серьезно, это самостоятельный фактор экономического развития.
Когда я рассказывал о московской милиции представителям Казахстана, то люди, не бывавшие в России, мне просто отказывались верить. Они говорят: так не бывает. Как милиционер может вымогать деньги? Его же посадят сразу, а отделение разгонят.
Мне поверили лишь потому, что рядом сидел человек, который много ездил в Москву. Он стал приводить конкретные примеры о происходившем лично с ним. Но те, кто нас слушал, остались в полном недоумении: с одной стороны, явная клевета, потому что так быть не может, а с другой – вот сидит нормальный казах, который все подтверждает.
Важно понимать, что Казахстан ни в коем случае не относится к России как вассал к сюзерену.
Хотя уважение велико. Когда его руководство, практически не колеблясь, одномоментно провело очень серьезную девальвацию своей денежной единицы – тенге, тамошние специалисты долго и очень болезненно переживали.
Они боялись, что неправы. Смотрели, что Россия сделала плавную девальвацию, думали, что, наверное, она права – раз она Россия. И только в 2010 году окончательно поняли: правы были они. И поляки, и другие, которые провели аналогичную девальвацию одномоментно. Для них стабильность национальной валюты не фетиш, и они понимают свою достаточно серьезную уязвимость.
Россия остается для них огромным авторитетом, но, к сожалению, в силу снижения эффективности нашего государства его авторитет постепенно снижается.
Когда я говорю, что в Казахстане сложилась государственность, – это значит, что многие люди ощутили себя казахстанцами. Не дай бог вам в нормальном обществе сказать «казахский бизнес», а не «казахстанский». Вы выпадете из контекста. Подумают, что человек не от мира сего. При том что государство вполне национальное.
Казахстан очень болезненно и остро ощущает себя зажатым между несколькими гигантами: Россией, население которой более чем в 10 раз превышает его население, Китаем, население которого более чем в 100 раз превышает его население, и исламским миром. Казахстан интенсивно сотрудничает со всеми.
Смысл евразийства в казахстанском понимании – это обеспечение баланса между огромными субъектами, в том числе в сфере экономики. Одна из наиболее массовых панелей Евразийского форума была посвящена исламскому банкингу, потому что ведение исламского банковского дела в Казахстане разрешено и развивается очень бурно.
Идея евразийства реализована в практической плоскости не Россией, которая является евразийской страной, а Казахстаном, который имеет совершенно незначительную часть свой территории, географически находящуюся в Европе. Более того, они стали председателями в ОБСЕ – Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это реальные достижения, пусть даже и специфические.
Один из нобелевских лауреатов привел по поводу положения Казахстана пример: как мышка может спокойно жить в одной клетке со львом? Ответ: очень быстро. От себя добавлю: и умно.
И они действительно стараются. Это старание во многом успешно, хотя и не во всем, и производит очень сильное впечатление на человека, который каждый день читает о Сколково, а об инновациях, модернизациях и других замечательных вещах слышит уже года два.
Они хотят решить свои внутренние проблемы, о которых не любят говорить вслух и стараются этого не делать. Они, безусловно, есть: сложности с экономикой, с макроэкономикой, с культурными факторами. Они хотят стать полноценной цивилизованной страной с нормальной демократией, с системой управления, которая не будет мучительно выбираться из байской феодальной культуры. Они хотят достичь такой ситуации, когда не нужно возбуждать уголовные дела против коррупционеров, потому что их нет; смотрят на пример Сингапура, Европы и считают, что могут синтезировать эти пути и построить у себя государство, которое будет успешным или не очень, но окажется культурным, цивилизованным и прогрессивным.
Главным событием этого форума, не считая официальной части, с моей точки зрения, стал круглый стол экономистов, ученых, посвященный парадоксам посткризисного мира и тому, что у нас вообще происходит с глобальным развитием человечества. Там выступил с совершенно великолепным докладом Сергей Юрьевич Глазьев. В России я никогда не слышал такого фундированного и концентрированного изложения.
Глазьев очень убедительно, кратко и емко показал современную ситуацию в мире, в частности, исчерпанность так называемого Вашингтонского консенсуса. Он осуществлялся в России, на всем не только постсоветском, но и на постсоциалистическом пространстве. И не прошел в Казахстане – и именно поэтому последний выглядит относительно благоприятно. Именно потому, что Вашингтонский консенсус не прошел в Белоруссии при А. Г. Лукашенко, Белоруссия выглядит как относительно нормальная страна.
Альтернативы Вашингтонскому консенсусу на сегодняшний день не сформулировано, и не случайно Назарбаев зафиксировал, что наша задача заключается в разработке идеи и механизма введения новой международной резервной валюты взамен доллару.
Это трудная работа, но нужно ею заниматься и посвятить ей следующий форум. Назарбаев говорит об этом уже довольно давно: он сказал первым, и его идею подхватило руководство сначала России, а потом Китая.
Она достаточно сложна в исполнении, но это единственный способ избежать стихийного, а значит, разрушительного урегулирования накапливающихся в мировой экономике внутренних противоречий и дисбалансов. И уже обсуждалась в среде экономистов необходимость выработать новые правила для новой эпохи, которые тоже будут оформлены как некий консенсус, только уже не Вашингтонский, а Астанинский.
Надо сказать, что идея не нова. В апреле 2009 года в Москве обсуждалась аналогичная идея в рамках Московского клуба – есть такой – довольно широким кругом российских экономистов, но российскому государству она оказалась неинтересной в принципе и потому увяла. Тогда речь шла о Московском
