начинаете неаккуратно критиковать начальство, вы по 282-й статье можете сесть на четыре года.
И вот оказывается, что есть простая мера, которая на деле позволит гражданам самим защищать свои основные права.
Это важно и для чиновника. Потому что это он на работе всесильный бюрократ, – а вышел за ворота своего учреждения, и в большинстве случаев, если у него нет «членовоза» и государственной дачи, он такой же бесправный гражданин, как и мы.
Я живу недалеко от того места, где несколько лет назад милиционеры зверски избили депутата Госдумы. Он просто поинтересовался, почему они бьют ногами человека, лежащего на асфальте. Его за компанию «приняли». И это было несколько лет назад, когда милиция была чуть лучше нынешней.
При этом такое понятие, как превышение необходимой самообороны, никто не отменял.
Даже если вы будете применять оружие, находясь в состоянии прямой угрозы вашей жизни, все равно вам придется потом пройти через очень неприятную процедуру доказывания, что такая угроза была. Хотя по российскому закону, если понимать его буквально, фраза «Я тебя убью!» является достаточным основанием для встречного убийства. Другое дело, что придется очень долго и сложно потом доказывать, что это было сказано всерьез, и на деле все зависит от судьи.
Мне тоже очень страшно, и я совершенно не уверен, что я сам это оружие куплю, ровно по этой же причине. Но ввести нравственные нормы декретом не удавалось даже большевикам. Нравственные нормы можно вводить только изменением общественного климата. Когда я, чиновник, буду знать, что человек, над которым я измываюсь, может быть вооружен, если я, милиционер, буду знать, что девушка, которую я сейчас загоняю в кусты, может иметь пистолет, – я буду вести себя по-другому.
Ситуация, когда любой человек на улице, тем более в помещении потенциально может оказаться вооруженным, означает, что нападение на него чревато. И это сильно охлаждает «горячие» головы.
В США есть такой феномен, как массовые расстрелы, когда человек с автоматом – обычно с автоматом, а не пистолетом! – заходит в школу или университет. Обратите внимание: как правило, это происходит именно там, где риск нарваться на вооруженный отпор гарантированно отсутствует. Никто не приходит устраивать массовый расстрел в академию Вест-Пойнта или в полицейское управление. И у нас в академию ФСБ никто не приходит с травматическим оружием, чтобы стрелять по сторонам. Вооруженность потенциальных жертв – это некоторый сдерживающий фактор.
Мне стыдно, что мы докатились до состояния, в котором единственным инструментом обеспечения простых прав является пистолет, но другого, похоже, просто нет.
Принципиально важно, что легализация пистолетов не увеличит парк оружия у преступников. Одни имеют его и так, в том числе по долгу службы. Другие не нуждаются в легальном оружии, потому что по выстрелу можно установить личность владельца. А наличие оружия у мирных граждан создает для преступников единственно возможную сегодня угрозу возмездия.
Да, когда мы создадим нормальное общество – его можно будет разоружить. Это несложно, прецеденты бывали. Назначьте цену за каждый сданный пистолет в три тысячи долларов – и половину сдадут. Объявите два года тюрьмы за незаконное хранение – сдадут другую половину. Это можно сделать, но сначала нужно обеспечить права этого общества.
Эпитафия изобретателя лучшего револьвера своего времени гласит: «Господь создал людей, а полковник Кольт сделал их равными». Люди, возражающие против легализации пистолетов в сегодняшней России, возражают против обеспечения равенства, против своих же собственных прав. Не замечая, что речь идет именно об их собственном праве на жизнь, а с правом быть убитыми у них давно все в порядке.
Я сломался на этой теме, когда понял, что я каждую неделю, почти каждый день читаю о преступлениях, в том числе заведомо безнаказанных, совершенных против беззащитного населения Российской Федерации.
Да, нужно менять «правила игры», нужно менять милицию, нужно бороться с коррупцией, повышать общественную культуру и способствовать духовному росту представителей государства.
Но право на жизнь граждан Российской Федерации никто не отменял. И то, что у нас более 20 лет задерживается оздоровление милиции, – это не основание для того, чтобы этого права не существовало вовсе.
Наиболее болезненно потребность в действенном обеспечении прав граждан на самооборону проявляется в крупных городах, мегаполисах и в особенности в одном из крупнейших мегаполисов мира – в Москве.
Москве нужна новая опричнина
Впрочем, наиболее значимыми проблемами Москвы являются все же проблемы организации управления.
Она во многом является социальным городом, отличаясь этим от большинства регионов России, в первую очередь потому, что в 1993 году Лужков спас ее от «приватизации по Чубайсу».
Огульно отрицать и разрушать все прежнее нельзя, хотя необходимость качественно нового импульса развития и назрела.
Всякая оценка работы нового мэра в его первые полгода будет преждевременной. Ему еще предстоит «освоить» такой сложный организм, как Москва, а чиновники будут неизбежно «подставлять» его: кто в порядке саботажа, кто от усердия (по принципу «заставь дурака богу молиться»), кто – проверяя шефа на прочность.
Ключевая задача Собянина – оздоровление и упрощение системы управления.
Необходимо создание «штаба модернизации»
Прежде всего нужно создание мобильного аппарата, ориентированного лично на мэра и его представителей. Такой аппарат призван решать стратегические задачи и преобразовывать линейные системы управления, не мешая им решать текущие, рутинные задачи и не дезорганизуя тем самым управление в целом (важно и то, что старая система управления, загруженная решением прежних задач, имеет меньше сил для сопротивления).
Исторически такой принцип применялся часто – от опричнины Ивана Грозного и дворянства Петра до Рабочего центра экономических реформ при правительстве Гайдара, бывшего его параллельным аппаратом.
Он может быть даже непубличной структурой: главное – само его наличие и выполнение главной функции: направление и координация осуществляемых в Москве реформ.
Ему нужно выявлять приоритетные с точки зрения развития направления преобразований (это реформа управления, ЖКХ, строительный комплекс и продовольственные рынки, контроль за собственностью, муниципальными предприятиями) и особо выделить направления, преобразования в которых принесли бы наиболее наглядный результат при минимальном сопротивлении (пример – аренда московской недвижимости).
Центр модернизации должен предупреждать неизбежное сопротивление старой системы управления, проверять, обучать и слаживать «в полевых условиях» команду мэра и, конечно, пропагандировать позитивные образы новой Москвы.
Упрощение системы управления
В свое время замена компактной «советской» структуры двухуровневого управления Москвой (горисполком – 33 района) на трехуровневую (мэрия – 10 префектур – управы) была призвана обеспечить власть Ю. М. Лужкова. Создав в виде префектур, по сути дела, собственное звено управления, он сконцентрировал реальную власть именно в нем.
Это усложнение позволило скрыть логистику финансовых потоков, создать предпосылки для коррупции и новые руководящие должности для укрепления класса чиновничества – за 18 лет численность последнего выросла примерно впятеро.
Финансовая информация сосредоточивалась на уровне не ниже префектур и обычно скрывалась. Руководство муниципальных районов (которые, в отличие от советских, уже не были сопоставимы по населению) порой даже не знало, какой у соседей бюджет. При мэрии и префектурах создавались аффилированные структуры, на которые направлялось финансирование. Они становились «семейным бизнесом» распределявших финансовые потоки. Мэрия и префектуры были выведены из-под общественного контроля карманной и хорошо прикармливаемой Мосгордумой (то, что новая власть не хочет
