Алгорифма

характеризует нас как одну личность в двух телах. Борхес так это и понял. Это теперь понимаю и я. Хорхе Луис Борхес (Георгий Лукич Градов) сподобился при жизни увидеть то, чего до него не удостаивался никто и никогда — своего личностного двойника, самого себя в ином теле.

Переведя «Космогонию» Борхеса, я ещё не подозревал, что в моём знаменитом двустишии содержится сонет, тематически совпадающий с сонетом Борхеса. Тема Иуды Искариотского отсутствует в испанском оригинале, но появляется в моём переводе. Откуда взялась эта смелая инновация? Давайте вернёмся к вышеприведённому зачину и попробуем определить параметры второго стиха:

Ещё нет будущего. Нет
Ни тьмы, ни света, ни начала…

Это — закономерное продолжение. Давайте ради опыта заменим выделенные курсивом слова цифрами: один, семнадцать, двадцать восемь. Попробуйте подобрать под эту интонационно-ритмическую схему иное продолжение, чем то, которое предложил я. В лучшем случае вы обнаружите вариант, по тем или иным характеристикам равноценный найденному мною. Таким образом, рифма «начало» предопределена формально-тематическими характеристиками первого стиха. Это очень важно, потому что нам придётся придумывать рифмы на «-чала», а они все наперечёт. И одна из этих рифм — «бренчала». Зададимся вопросом, что может бренчать в данном контексте? Ответ один — тридцать среберенников в кармане Иуды Искариотского. И вот, эта тема появляется в моём переводе «Космогонии» Борхеса, хотя в оригинале, повторяю, её нет! Объясняя себе, откуда она взялась, я, как мне кажется, обнаружил её исток. Ещё не написанный мною сонет, но в свёрнутом виде содержащийся в уже написанном двустишие, детерминировал появление данного инообраза в переводе. Обнаруженный факт подтверждает ранее высказывавшуюся гипотезу (Павел Флоренский, Генрих фон Вригт), что будущее способно влиять на настоящее, а следствие — на формирование своей причины.

«Космогония» Борхеса стоит того, чтобы вникнуть в неё и через подстрочный перевод:

Ни мрака, ни хаоса. Мрак
Требует глаз, которые видят, тогда как звучанье
И тишина требуют слуха,
А зеркало — форму, которая его населяет.
Ни пространства, ни времени. Ни даже
Божества, которое представляет
Тишину, предшествующую первой
Ночи времён, что будет бесконечной.
Великая река Гераклита Тёмного
Своим неотвратимым курсом, который ещё не начат,
Течёт из прошлого к будущему,
Из забвения к забвению.
Некто уже страдает. Некто взывает.
После всемирной истории. Сейчас.

Предлагаю теперь читателю третий вариант «Космогонии», максимально приближённый к тексту Борхеса. Итак, читатель может своими глазами убедиться, что Х.Л.Б. в своём сонете предсказал появление некоего «божества», которое «представит тишину, предшествующую первой ночи времени». И его предсказание сбылось.

ЗАГАДКИ

Между прочим, «любопытный опыт смерти» у меня имеется. Однажды я захотел умереть, а у меня было несколько синтетических психотропных препаратов, которые я принял сразу все. Помню как я умирал, пока не умер. После чего я, надо думать, впал в кому. Удовлетворил любопытство!

НЕВОЗВРАТИМОЕ

Одиссей, путешествующий в пространстве-времени (ещё один излюбленный лейтмотив Борхеса), предполагает свою Пенелопу. И здесь жизнь внесла свои иронические коррективы. Вряд ли Пенелопой можно назвать мою бывшую жену. Если Поэзия, по-Борхесу — это Итака (смотри «Искусство поэзии»), то её величество Рифма — это моя Пенелопа. Поэзия без рифмы возможна, но поэзия, в которой царит Рифма — необходима.

ЗАВОРОЖЁННЫЙ

Михаил Светлов остроумно заметил, что нельзя рифмовать «ботинки» и «полуботинки». Согласен, но «счастье» и «злосчастье» рифмовать можно, что бы ни говорили пуристы. К тому же традиция тавтологической рифмы существует в поэзии народов ислама. Я бы предложил такой компромисс: запрет на тавтологическую рифму — это базовая норма, но у неё могут быть исключения, каждое из которых обусловлено исключительно данным контекстом, а не каким-то обобщающим правилом.

ПРОТЕЙ

У греков Протей — морское божество, охраняющее морских животных, слуга Нептуна. При дуновении Зефира он выходит из пучины для того, чтобы вздремнуть на берегу. Протей обладает пророческим даром, но предсказывает будущее только тогда, когда его вынуждают. Впрочем, застать Протея спящим на берегу чрезвычайно трудно. Он способен принимать любую форму и делаться неузнаваемым. Лишь двум героям — Гераклу и Менелаю удалось заставить Протея предсказать им будущее. Геродот рассказывает, что Парис посетил Протея в Египте. По другому мифу Протей очень гостеприимно встретил Диониса в Египте. Отсюда его прозвище «Египетский».

ВТОРОЙ ВАРИАНТ ПРОТЕЯ

Поэт, по-Борхесу, в силу его способности оставлять напечатление своей личности на любой попавшей в стихотворение вещи, есть своего рода Протей. Эта аналогия тем более глубока, поскольку каждый человек имеет имя, которое, в свою очередь, имеет энграмматическую тень, по которой можно предсказать судьбу. Но лучше не вынуждать поэта заглядывать в ваше имя! Попытайтесь сделать это сами, став на миг Протеем.