сотрудников.
Хок кивнул, вдруг поняв, что именно рассердило Слейтера. Браунли не пригласил его на совещание по «висякам», и не советовался с лейтенантом, подбирая кандидатуры для спецзадания, вот Слейтер и взъелся.
— Хорошо, лейтенант, — примирительно сказал Хок. — Я обязан еженедельно представлять Браунли отчет о проделанной работе. Вас устроит, если вы будете получать ксерокопию этого отчета?
— Устроит, — как бы нехотя согласился Слейтер. — И не смейте впредь заходить в кабинет майора Браунли, когда его там нет.
Хок встал из-за стола и улыбнулся:
— Да полноте, лейтенант... Пойдемте, я познакомлю вас с моими дочками.
Хок пригласил Слейтера в комнату для допросов, представил ему девочек, а затем вручил Сью Эллен и Эйлине по два доллара.
— Лейтенант Слейтер покажет вам, где буфет, девочки, и присмотрит за вами, пока меня не будет. Я должен отлучится ненадолго, а вы, пожалуйста, не сидите голодными. Обязательно попробуйте «блюдо дня». По субботам это макароны с сыром. Вкуснотища! Не так ли, лейтенант? — ехидно спросил Хок у Слейтера.
— Откуда мне знать, Хок?! — огрызнулся тот. — Я никогда не обедаю в нашем буфете. У меня язва.
— Но девочек-то вы проводите? Окажите мне услугу, лейтенант.
— Хорошо, хорошо... Сейчас, только схожу за пиджаком.
— Пап, ты скоро вернешься? — спросила Сью Эллен, когда Слейтер вышел из комнаты.
— Постараюсь управиться со всеми делами как можно скорее. У моего напарника какое-то срочное дело ко мне. Не волнуйтесь, все будет в порядке.
На Восьмой улице было одностороннее движение, поэтому поворот на нее с Девятой авеню был запрещен. Пришлось Хоку ехать до Седьмой улицы, там разворачиваться и останавливаться у первого же свободного места возле тротуара. Хок выставил на приборную доску плакатик с надписью «Полиция», запер двери машины и направился к перекрестку. Эллита ждала его на тротуаре, рядом с дверью крохотного кафетерия. Она была одета в обтягивающие джинсы «Джордаш» и белую декольтированную блузку без рукавов. В ушах ее привычно позвякивали золотые серьги в виде колец. Хок припомнил популярную в Майами шутку о том, что только что родившихся кубинок можно сразу узнать по проколотым ушам. Правда, остальных золотых причиндалов — браслетов и многочисленных колец — на Эллите сегодня не было. Хоку не доводилось прежде видеть Эллиту в джинсах, и ему пришлось признать, что в обтягивающих штанах она выглядит сногсшибательно. И зачем скрывать такую роскошную фигуру в широких юбках, которые она обычно надевает на службу?
Эллита улыбнулась Хоку, заметив его в толпе, и пошла к нему навстречу. Хок отметил про себя, что и губы у Санчес сегодня не накрашены.
— Где твоя машина? — спросила она. — Нам надо где-нибудь уединиться, чтобы поговорить.
— Я оставил ее за углом... — начал было Хок, но Эллита, не дав ему договорить, ухватила его за руку и рванула к перекрестку.
Потом вдруг резко остановилась и обратилась к Хоку:
— Одолжи мне доллар.
Хок вручил ей мятую долларовую бумажку.
— Подожди меня здесь одну минуту, — попросила Эллита и вернулась в кафетерий. Она протянула доллар пожилой женщине, которая стояла за стойкой, затараторила что-то по-испански и вновь присоединилась к Хоку, который поджидал ее у входа в супермаркет.
— А где твоя сумочка? — спросил Хок. — Ты случайно не забыла ее в кафе?
Эллита молча покачала головой, закусила губу и вновь принялась плакать.
Хок поспешно открыл дверцу машины, посадил Эллиту на переднее пассажирское сиденье, а сам уселся за руль. Убрав с приборной доски плакатик, он сунул его под сиденье.
— Там, в бардачке, должны быть бумажные салфетки, — осторожно сказал Хок.
— Я уже в порядке. — Эллита вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Я позвонила вам, сержант, потому что... Потому что я не знаю, как мне быть.
— Ты поступила абсолютно правильно, Эллита. В конце концов, мы ведь с тобой напарники. Так что же стряслось?
— Вы знаете, с каким уважением я отношусь к вам, сержант, — начала было Эллита, но Хок перебил ее:
— Даже если это и так, то я старше тебя всего лишь на десять лет. Не надо разговаривать со мной так, будто я тебе в отцы гожусь. Ладно, Эллита?
По щекам Санчес опять покатились слезы. Хок открыл бардачок и протянул Эллите упаковку бумажных салфеток.
Эллита послушно промокнула глаза салфеткой, а затем высморкалась в нее. Ей пришлось для этого приподнять руки, и Хок заметил, что у Санчес волосатые подмышки. «Вот тебе еще одна новость про твоего напарника», — сказал себе мысленно Хок. Значит, Эллита не бреет подмышки... Хок давненько уже не сидел в машине с плачущей женщиной, а черные кучеряшки под мышками Эллиты показались не трахавшемуся уже четыре месяца Хоку такими эротичными, что он решил незамедлительно — после того, как разберется с проблемами Санчес, естественно, — ехать в магазин к Лоретте Хикки. Он вернет ей деньги и постарается затащить в постель.
В салоне машины и без того было нечем дышать, а привычный терпкий аромат Эллитиных духов и вовсе заставил Хока хватать ртом воздух. Он включил двигатель и повернул ручку регулятора кондиционера.
— Извини, Хок, я больше не буду, — спокойно произнесла Эллита и, откинувшись на спинку пассажирского кресла, уставилась в ветровое стекло.
Смотреть там было не на что, поскольку Хок припарковался впритык к бамперу красного «камаро». Бампер украшали две наклейки — одна с логотипом 'Клуба кубинцев, владеющих «камаро», а вторая — с хлесткой и красноречивой фразой, адресованной водителю, который едет сзади: «УМРИ, УБЛЮДОК!»
— Отец выгнал меня из дому, — без предисловий призналась Эллита, продолжая смотреть перед собой.
Хок улыбнулся:
— Как это? Ты же говорила мне, что дом, в котором вы живете, арендован тобой?
— Ничего ты не понимаешь, Хок. В кубинской семье главой дома считается старший мужчина. Поэтому у нас всем командует отец. И никого не интересует, что он живет в доме, за который платит его дочь.
— И за что он тебя так? Вы с ним поссорились? — спросил Хок.
— Мне неудобно об этом говорить, но если я не решусь открыться тебе, то останусь со своей бедой один на один. Я сдуру призналась во всем матери, взяв с нее слово, что она ничего не скажет отцу. Но мама, конечно же, сразу настучала на меня. И отец выставил меня из дома. Я даже не успела взять свою сумочку. Мой пистолет, жетон, чековая книжка, ключи от машины — все осталось там, в доме. Отец просто вытолкнул меня на крыльцо и закрыл дверь изнутри, чтобы я не могла вернуться. Я постояла немного, а потом, услышав мамин плач, стала стучаться в дверь. Я говорю: «Впусти меня, я ведь твоя дочь!» А он мне отвечает: «У меня нет больше дочери». И все — больше не произнес ни слова. На него иногда находит, и тогда отец превращается в безрассудного упрямца. В прошлом году, когда мы должны были лететь в Ньюарк, чтобы навестить мою тетю — папину сестру, — он поставил на уши всю авиакомпанию, отказываясь пристегнуть ремни безопасности.
— Почему?
— Он решил, что если он пристегнет ремни, то остальные пассажиры подумают, будто он трусит. Представляешь, он пристегнулся только после того, как стюардесса сказала ему, что даже пилоты надевают ремни безопасности. А то нас уже хотели ссадить с самолета. Серьезно. Стюардесса попросила по рации подать трап, поскольку один из пассажиров задерживает взлет.
Хок улыбнулся, покачал головой и достал из кармана пачку сигарет.
— Я понимаю, что он взбалмошный чудак, Хок, но он мой отец. Если он втемяшил себе в голову, что я ему больше не дочь, то он действительно не пустит меня на порог. Может быть, потом поостынет, но сейчас отец в ярости. Он считает, что я его предала и опозорила. Может, он и прав, но мне каким-то образом надо
