Впервые Джеймс удостоил Мелоди взглядом.
– Конечно, – согласился Джеймс. – Для этого она выглядит слишком законопослушной.
Джеймс смотрелся великолепно: черная, как смоль, шевелюра, бронзовая кожа. – Насколько мне известно, вы архитектор судостроительной промышленности. Получили стипендию в одном из лучших университетов. – Хеллерман указал жестом на низкий столик перед собою, где лежали листки с записями, сделанными на машинке. – Окончили с отличием. Прошли практику в одной из весьма уважаемых фирм в сфере судовой архитектуры на восточном побережье Канады. Завели собственное дело пять лет назад. В национальной программе новостей вас окрестили подающим большие надежды молодым бизнесменом независимого толка, с которым надо считаться. Вы получили приз за лучший дизайн от организаторов состязаний яхтсменов. Неплохо для мальчика, подраставшего в менее привилегированной части города.
– Благодарю, – грациозно склонил голову Джеймс. Несмотря на все его великолепие, Мелоди хотелось встряхнуть Джеймса. – И вы, безусловно, человек, который знает, как живут обе части города. – Дон Хеллерман понизил голос до доверительного уровня «между нами мужчинами говоря». У Мелоди это ассоциировалось с накуренными пивными и сальными анекдотами. – Так вот, что вы думаете по поводу идеи нашей маленькой леди относительно превращения старого рыбоконсервного завода в суповую кухню и ночлежку с целью убрать с улиц людей, живших в старые времена по соседству с вами?
– Я думаю, от этой идеи несет чем-то другим, но не рыбой, – заявил Джеймс и заработал бурные аплодисменты и взрыв смеха в ответ на шутку.
Мелоди решила, что она ошиблась относительно своих желаний. Ей хотелось не встряхнуть Джеймса, а задушить его. Причем медленно, постепенно выдавливая из него воздух.
Хеллерман попытался скрыть свое злорадство перед объективом, но Мелоди ему было не обмануть. Ведущий продолжил:
– Почему вы так считаете, Джеймс?
– Потому что люди, которые, как она ожидает, должны пользоваться услугами центра, не скажут ей за это спасибо.
– Откуда вы знаете? – выпалила Мелоди, которой надоело, что с ней обращались, как с кем-то, не заслуживающим внимания. – Вы их спрашивали?
– Я в этом не нуждаюсь, – последовал ответ. – Я знаю их настроения. Они не хотят благотворительности от вас. Они ее отвергают. Более того, она никоим образом не решает проблем, лежащих под поверхностью явлений.
– Какие это проблемы? – вопросил Хеллерман; он был явно в восторге, потому что его гости пришли в воинственное настроение.
– Люди чувствуют, что они никому не нужны. Они не по своей воле предпочли бездельничать: их сделало безработными новое общество, которое сформировало сегодняшний город, – заявил Джеймс с несомненной искренностью в голосе. – Убежища на ночь и суповые кухни – это как примочки человеку, у которого очень серьезное заболевание. Эти мужчины и нередко женщины не хотят, чтобы их устраняли из жизни в той части города, которая всегда была их родным домом. Они стремятся участвовать в решении всех этих дел.
– Однако все, чего добивается мисс Верс, – это, кажется, убрать их с глаз подальше, – заявил Хеллерман. – Это заставляет меня вернуться к вопросу, который я поставил в начале нашего разговора: что же действительно движет авторами этого проекта: сочувствие или алчный снобизм?
Мелоди сочла необходимым известить ведущего:
– Если только ради этого вы пригласили меня в качестве гостьи вашей программы, то журналисты, вероятно, подадут на вас в суд за нарушение авторского права, поскольку за все время передачи вы не сделали ничего, кроме повторения, подобно попугаю, содержания статей, которые вы, разумеется, прочитали в местных газетах несколько недель назад. Но если журналисты все же не подадут на вас в суд, то подам я.
– Однако минуточку, мисс Верс!
– Нет, это вы подождите минуточку, ибо я еще не закончила. Прежде всего, самое малое, что вы могли бы сделать, это предложить мне столько же времени, сколько получили другие на экране. Но вас больше всего заботит, как извлечь максимальную выгоду из кучи недостойных сенсационных намеков, не имеющих никакого отношения к правде. Вы меньше всего заинтересованы в том, чтобы я могла на справедливых условиях высказать свое мнение. Поэтому не вижу никакого смысла оставаться здесь. Я не получаю плату за то, чтобы развлекать телезрителей любой ценой, – в отличие от вас, мистер Хеллерман. И мне совершенно наплевать, если у вас в передачах вдруг обнаружится дыра. Заполняйте ее новыми порциями вашей скандальной чепухи, я умываю руки. – Мелоди бросила уничтожающий взгляд на Джеймса Логана, у которого хватило выдержки сидеть с довольным видом и улыбкой на губах. – Бог все видит, но, кажется, другой ваш гость горит желанием внести свою лепту в случае, если ваши кладези премудрости опустеют!
– Маленькая леди говорит о судебном деле! – воскликнул Хеллерман, обращаясь к сидящим в зале. – Та самая маленькая леди, которой, если мои сведения верны, грозит опасность оказаться в роли ответчика перед судом, а истцом будет… – Хеллерман остановился для вящего драматического эффекта, – не кто иной, как мой второй гость! А почему? Потому что даже в момент, когда идет наша передача, отец Джеймса Логана лежит прикованный к больничной койке по вине арендаторов помещений в Кошачьем ряду. Они не успокоятся, пока не очистят улицы по соседству с их магазинами от людей, которых они называют «нежелательными». Сет Логан, еще несколько недель назад полный жизненных сил, как любой сидящий здесь, был навсегда искалечен и теперь не может позаботиться о себе! Таким образом, если эти факты не дают более точное представление о том, что происходит в действительности, леди и джентльмены, то тогда, что еще может его дать?
Мелоди не обратила внимания на то, что ведущий вновь наговорил кучу возмутительной лжи о Сете. Ее слишком сильно задели прозвучавшие откровения о намерениях Джеймса.
– У вас хватило наглости целовать меня, как вы это сделали, зная все время, что планируете подать на меня в суд? – спросила Мелоди у Джеймса, пренебрегая шоком и возмущением публики, которые неизбежно будут вызваны ее разоблачениями, оглашением таких деталей личной жизни, какие в нормальных условиях она не доверила бы ни одной живой душе.
– Да, я планировал, – ответил Джеймс, кипя негодованием, – но…
– Почему же вам потребовалось так много времени, чтобы сказать мне это в лицо? Или вас не хватило
