— Мой самолет вылетает вечером, и я выкроил время посетить вас.
— Очень рад вас видеть. Чем могу быть полезен?
Линдерхоф выжидательно покосился на Рут, и та тактично вышла из кабинета. Доктор подождал, пока за ней закроется дверь.
— Я вам должен кое-что сказать, — произнес он, понизив голос. — Не смогу спокойно вернуться в Германию, пока не расскажу. Это касается вашего брата.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — Филипп постарался подавить в своем голосе предательское волнение.
Линдерхоф нетерпеливо мотнул головой и глубоко вздохнул.
— Я не считаю, что ваш брат застрелился.
— Я такого же мнения, доктор. Но есть у вас что-то конкретное?
Линдерхоф снова тряхнул седой шевелюрой.
— Не знаю, что на самом деле произошло той ночью, но я уверен, это не было самоубийством. Знаете, временами я себя неважно чувствую, у меня язва, и она меня порою беспокоит, особенно ночами. Той ночью я вынужден был подняться и пройти по коридору в ванную. На мне были ночные туфли, а ковры в отеле очень толстые, поэтому меня никто не мог услышать. Вы помните, мистер Хольт, где в «Королевском соколе» на втором этаже находится ванная?
— Да. Рядом с двадцать седьмым номером.
— Верно. Рядом с комнатой, где спал ваш брат. Но он не спал, он ссорился. Я слышал сердитые голоса.
— Вы уверены, что голоса доносились из номера двадцать семь, а не какого-то другого?
— Уверен. С другой стороны ванной вообще нет комнаты.
Сердитые голоса доносились из двадцать седьмого номера!
— Вам не удалось услышать, о чем шла речь, доктор? Из-за чего был спор?
— Только кое-что. Но когда они повысили голос, я услышал, как ваш брат сказал: «Я возвращаюсь в Лондон и не собираюсь торчать тут ни минуты с этой проклятой книгой». Вот что он сказал.
— Вы уверены? Вы уверены, что он произнес именно эти слова?
— О, да. Я слышал это совершенно отчетливо.
— А мужчина, с которым он ссорился, — что тот ответил?
— Это был не мужчина, мистер Хольт. — Линдерхоф замялся, его холодные голубые глаза беспокойно блеснули. — Голос был женский.
— Вы слышали, что она говорила?
— Она сказала: «На вашем месте я бы подождала, даже если бы пришлось остаться здесь до конца недели». А ваш брат сердито закричал в ответ: «Я не останусь здесь ни на день, и это окончательно!»
— Что произошло потом?
— Она, должно быть, упросила его говорить потише. Больше ничего не было слышно. Да я и не хотел. Нехорошо слушать… подслушивать. Я вернулся в свой номер, а утром был напуган страшной новостью, что ваш брат пустил себе пулю в лоб.
— А вы не слышали звука выстрела?
— Нет. Иначе я бы сообщил об этом полиции.
Филипп расхаживал по комнате, пытаясь решить, насколько достоверен рассказ этого явно неуравновешенного человека. Наконец он сказал:
— Не могу понять, почему вы не сообщили полиции об услышанном разговоре? Или я ошибаюсь, и ваши показания просто не попали в протокол следствия?
— Нет, я ничего им не сказал.
— Но почему же, доктор? Не потому ли, что не смогли узнать женщину по голосу?
Ответ Линдерхофа пригвоздил Филиппа к месту:
— Я узнал её. Это была миссис Кэртис.
— Миссис Кэртис? Хозяйка отеля?
— Да.
— Вы абсолютно уверены?
— Определенно. У неё голос… голосок, как у недовольного ребенка, его невозможно перепутать.
Филипп устремил проницательный взгляд на доктора. В нем росло убеждение, что тот говорил правду. И все же…
— Просто невероятно, доктор! Обладая такими важными уликами, вы идете ко мне, а не в полицию. Почему? Что, черт возьми, помешало вам рассказать все инспектору Гайду?
Маленький немец, казалось, пришел в полное замешательство. Он передернул плечами и пробормотал что-то непонятное на родном языке.
— Ладно, доктор. Только между нами. Даю слово, что об этом никто больше не узнает.
— Ну, хорошо. Это должно, как вы говорите, остаться между нами. Я не мог рассказать в полиции потому… потому, что хочу избежать в данный момент упоминания в прессе своего имени. Любой намек на скандал меня разорит. На следующей неделе я должен предстать перед врачебным трибуналом в Гамбурге. Против меня выдвинуты… определенные обвинения. Если дело обернется для меня плохо, я буду лишен возможности заниматься врачебной практикой.
— В чем же вас обвиняют?
— Сплошная ложь! — Линдерхоф запнулся, его лицо побагровело от гнева. — Ложь, состряпанная бездельниками, которые от нечего делать суют свой нос в чужие дела. Вам скучно будет выслушивать детали, но, уверяю вас, я восстановлю свое доброе имя. Я приехал в Англию, чтобы ни один немецкий газетчик не смог разыскать меня, и поэтому я не могу позволить себе быть замешанным в какие-то дела с вашей полицией. Как видите, положение у меня очень сложное.
— Вижу…
Это была странная история, но звучала она правдоподобно. Очевидно доктор выдержал нелегкую борьбу с собственной совестью, прежде чем решился на этот рассказ.
— Вы очень верно поступили, придя ко мне, доктор. Я высоко ценю ваш поступок.
— В самом деле? В таком случае не окажете ли мне ответную любезность?
— Безусловно, если смогу.
— Если вы воспользуетесь полученной от меня информацией, пожалуйста, не упоминайте моего имени в течение следующих нескольких дней. После того, как на той неделе мое дело закончится, мне все уже будет безразлично.
— Очень хорошо, доктор.
— Благодарю вас. До свидания и удачи вам!
— Благодарю и в свою очередь желаю вам, доктор, всяческого успеха.
Они пожали руки, и Филипп проводил Линдерхофа до двери. Когда он вернулся, Рут стояла посреди кабинета, глаза её возбужденно блестели.
— Вижу, вы подслушивали, — спокойно сказал Филипп.
Она озорно улыбнулась.
— В обязанности образцового секретаря, к вашему сведению, входит знать, чем занимается её начальник в рабочее время.
Филипп не был расположен к фривольной болтовне и уже собрался одернуть Рут, когда зазвонил телефон.
— Спасительный звонок! — усмехнулась Рут, а Филипп не смог подавить гримасу досады. Подняв трубку, она вновь стала образцовым секретарем. — Фотостудия Хольта… Да… Кто говорит?.. Одну минутку. Это миссис Кэртис, она хочет поговорить с вами.
Филипп взял трубку.
— Миссис Кэртис? Это Филипп Хольт. Чем могу служить?
Рут внимательно наблюдала за ним. Вот он слегка нахмурил брови и ощупал карман.
— Да… Да, ключ у меня… Вы наверно правы, он действительно не подходит к моей двери… Хорошо, миссис Кэртис, я верну его вам… Нет-нет, если это важно, я лучше сам привезу его. Не составит никакого труда… Завтра я навещу вас в отеле. Да, миссис Кэртис, я настаиваю на этом. К тому же мне хотелось бы
