металлическую ножку ее кровати. Сери зашевелилась, потом снова затихла. Я нагнулся поднять то, на что чуть не наступил, и увидел, что это была маленькая бутылочка из темного стекла, шестигранная. Пробки не было, этикетка отсутствовала, но я инстинктивно понял, что в ней должно было находиться и почему Сери это купила. Я понюхал горлышко и ощутил запах камфары.
Я не ушел. Я стоял возле постели и печально смотрел на спящую девушку, которая лежала передо мной такая невинно усталая, бескорыстная и ранимая – волосы упали на лицо, губы слегка приоткрыты.
Наконец я положил бутылочку из-под эликсира на пол, на то место, где ее нашел, взял чемодан и вышел. В темноте я незаметно миновал часовых, вышел за ворота и двинулся по склону холма в город. Здесь, у гавани, я подождал, пока город проснется и откроется пароходное агентство; там я осведомился об отплывающих вскоре судах. Одно из них отошло сегодня, другое будет только через три дня. Я опасливо подумал, что мне надо покинуть остров прежде, чем Ларин или Сери найдут меня, поэтому согласился на первое же небольшое путешествие, какое мне предложили, и переехал на один из ближайших островов. Днем позже я перебрался на третий остров. Когда я убедился, что никто меня теперь не найдет – я обосновался на острове Хетика, в одном из сельских домиков на отшибе, – я взял карты и схемы, какие мне удалось достать, и начал планировать возвращение в Лондон. Я был одержим незаконченной рукописью и необъяснимой тягой к Грейс.
Глава двадцать первая
Грейс довела меня до ручки, что правда, то правда. Ее попытка самоубийства была слишком крупным событием, чтобы уместиться в моей жизни. Оно отмело все прочее, ни для чего не оставив места. Неожиданный поступок Грейс потрясал даже после того, как я узнал, что она не умрет. Действительно ли она хотела умереть или нет – этот вопрос отступал на второй план перед тем, что она натворила.
Ей удалось вывести меня из равновесия.
Я сходил с ума, представляя себе, как она лежит в больнице, с пузырьками и трубками, с немытыми волосами, наполовину в сознании. Я хотел быть рядом с ней.
Я пришел на знакомое место, на перекресток Бейкер-стрит и Мерилебоун-роуд, в ту часть Лондона, которая в моем сознании навсегда была связана с Грейс. Дождь усилился, и из-под колес летели брызги, провожавшие меня от одного угла улицы до другого. Ветер задувал в уши. Услышав громыхание поезда, я подумал о Кастлтоне и холодном горном ветре.
Прошло несколько часов с тех пор, как я ел в последний раз, и я почувствовал легкую эйфорию, свидетельствующую о снижении уровня сахара в крови. Это напомнило мне о длинных летних месяцах, когда я, сосредоточившись, работал в своей белой комнате так напряженно, что по два-три дня забывал поесть. В этом состоянии духовного возбуждения в голову мне приходили лучшие мысли, и я мог яснее изложить правду. Тогда я и создал острова.
Но Джетра и острова поблекли перед реальностью мокрой лондонской безотрадности, как сам я поблек перед своим истинным «я». Наконец я освободился от себя, наконец выглянул наружу и стал беспокоиться о Грейс.
В это мгновение, когда я больше не надеялся на себя, появилась Сери.
Она поднялась по лестнице из подземного перехода на другой стороне Мерилебоун-роуд. Я видел ее светлые волосы, стройную фигуру, ее походку, которую так хорошо знал. Но как ей удалось войти в подземный переход так, что я не заметил? Я стоял у единственного другого входа, но мимо меня она не проходила. Я напряженно наблюдал, как она быстрыми шагами направилась ко входу на станцию метро. Я сбежал вниз по ступенькам, едва не поскользнувшись на мокром камне, и побежал на другую сторону улицы. Когда я достиг станции метро, Сери уже миновала турникет и была у начала лестницы, ведущей вниз, к кольцевой линии. Я кинулся следом, но контролер спросил у меня билет. В гневе я вернулся к кассе и купил билет на все зоны.
Поезд остановился у перрона; на табличке было указано, что он следует в Эмершем. Я бежал вдоль платформы, заглядывая в окна вагонов. Но хотя я обыскал весь поезд, нигде не смог найти ее. Уехала на другом поезде? Но был вечер, и поезда ходили с десятиминутными интервалами.
Я опять припустил вдоль поезда, но тут из динамика донеслась просьба подняться в вагоны, потому что двери закрываются и поезд отправляется.
Тут я увидел ее: она сидела в последнем вагоне у окна. Я видел ее склоненное лицо, словно она что- то читала.
Створки пневматических дверей с громким шипением скользнули навстречу друг другу. Я прыгнул в ближайший вагон и протиснулся между закрывающихся створок. Поздние пассажиры взглянули на меня, потом отвели взгляды. Каждый из них, казалось, был изолирован в собственном пузыре пространства.
Поезд тронулся. Из-под токоснимателей, отражаясь на мокрых, блестящих рельсах, посыпались бело- голубые искры; поезд прогромыхал по стрелкам и нырнул в длинный туннель. Я направился в конец вагона, чтобы быть у ближайшей к Сери двери, когда мы остановимся на следующей станции. Облокотившись на толстое небьющееся стекло двери, я стал наблюдать за своим отражением на фоне черных стен туннеля. Наконец мы достигли следующей станции, Финчли-роуд. Как только дверь открылась, я протиснулся в нее и побежал вдоль перрона к вагону, где видел Сери. Двери за мной закрылись, я нашел место, где она сидела, но ее там больше не было.
Поезд вылетел на поверхность и прогрохотал по железному мосту через густонаселенные запущенные пригороды Вест-Хэмпстеда и Килберна; здесь ветка шла параллельно улице, застроенной старыми домами. Я прошел через вагон, заглядывая в лица пассажиров и надеясь, что Сери, может быть, просто пересела. В конце вагона я заглянул в двойные окна на дверях между вагонами и увидел ее.
Она стояла, как я до того, лицом к двери и смотрела наружу, на проносящиеся мимо дома. Я перешел в ее вагон – холодное, влажное дуновение ветра, мгновение опасности упасть, – и пассажиры взглянули на меня, может быть, приняли за контролера. Я быстро прошел туда, где она стояла, но она куда-то делась. Я не мог ошибиться: тут не было женщины, хотя бы отдаленно напоминающей Сери. Пока поезд с грохотом мчался к следующей станции, я ходил по центральному проходу вагона, чтобы за иллюзией деятельности скрыть напряжение и бездеятельность. Капли дождя снаружи чертили на грязных окнах косые светлые дорожки. В Уэмбли-парк мы на пару минут задержались: здесь наша линия пересекалась с линией Бейкерлу, и на другом конце платформы ждал поезд. На этот раз я обыскал весь поезд, но Сери исчезла. А когда прибыл поезд на Бейкерлу, Сери была в нем! Я увидел, как она вышла, пересекла платформу и поднялась в тот самый вагон, где я был сначала.
Я поспешил ей навстречу, но ее, конечно, там снова не оказалось.
Я сел и уставился на истертый линолеум, усеянный окурками и обертками от конфет. Поезд шел дальше, через Харроу, через Ниннер, и постепенно застройка поредела, фонари тоже стали попадаться реже, и по обеим сторонам железной дороги потянулся сельский пейзаж. Я снова почувствовал апатию, меня захлестнула душевная леность, и я удовольствовался сознанием того, что я здесь и преследую Сери. Тепло вагона, погромыхивающее, укачивающее движение поезда убаюкали меня, и только самым краешком сознания я отмечал, что поезд останавливается на станциях, пассажиры входят и выходят.
Когда мы прибыли на станцию под названием Чальфонт и Латимер, поезд был почти пуст. Я выглянул в окно, когда поезд остановился, и увидел мокрую платформу, яркие прожектора на осветительной мачте, знакомую афишу кино. Пассажиры собрались у дверей, и среди них была Сери. В полудреме я едва понял, что она тут, но, когда она улыбнулась мне и вышла, сообразил, что должен последовать за ней.
Я был медлителен и неуклюж и только с большим трудом успел проскользнуть в двери, прежде чем они закрылись. Тем временем Сери миновала турникет и снова исчезла из вида. Я торопливо последовал за ней, сунул свой билет служащему контроля, прежде чем тот его потребовал.
Станция метро находилась на главной улице; когда я вышел, поезд, на котором мы прибыли, уже с грохотом мчался по железному мосту. Я оглядел улицу – посмотрел направо, затем налево – и увидел Сери. Она уже ушла довольно далеко и бодро шагала по улице в сторону Лондона. Я последовал за ней как можно быстрее, почти бегом.
По обеим сторонам улицы стояли новые домики на одну семью, отделенные от дороги
