Дневник. 2009 год.

пишущих мальчиков, которые любили Лимонова и считали, что пишут так же и не хуже – им казалось, для этого достаточно побольше материться и рефлексировать на тему своих генеиалий.

Захар много рассказывал о своем детстве и даже о своих детях, например, что его сын, еще не умея читать, ложится на диван вместе с книгой, серьезно нахмурив брови – и возвещает: «Я читаю, не мешайте». О том, как начал писать, а ведь произошло это совсем не сразу.

Но интерес публики все больше клонился именно к политической стороне, как ни странно. Во всех его словах чувствовалось и волнение, часто неуверенность – а к неуверенным людям всегда больше доверия.

Вопрос : Откуда в вас столько политики? Кто были учителями вашей литературы?

Ответ : Элементарный взгляд на мою страну – она может развалиться полностью, все идет к тому. Это какое-то физиологическое ощущение ужаса, конца. Что до учителей – бабушка, отец… литература скорее – советская 20-х гг., это Шолохов, Веселый, Мариенгоф. Все это актуально и для нашего времени. В детстве мой читательский выбор был исключительно обыкновенным: Марк Твен, Джек Лондон, Жюль Верн, Дюма, Киплинг, Дойль – но ведь это тоже замечательные писатели.

Вопрос : Ваш первый роман вы писали три года. Ведь это очень нелегко было для начинающего писателя, не так ли?

Ответ : Да нет, нормально.

Вопрос : Существует ли новый реализм?

Ответ : Весело. Это слишком размытый термин, что это такое? Ну, постмодернизм закончился точно, у нас есть попытка поговорить о насущном.

Вопрос : Вы говорили о некоем апокалипсисе…

Ответ : Тут нет ничего абстрактного. Все понятно. Страна теряет географию. Рассыпается армия, медицина. Всякая отрасль – в состоянии чудовищном.

Спрашивали, что думает Захар Прилепин о явлении в литературе «Госзаказа». Захар ответил, что ничего не думает, такого сейчас вообще не существует. Для них книга – это какая-то дребедень. Там же и вопрос: «Как чувствует себя писатель, критикующий власть?» Да так же, как и некритикующий. Отношений никаких нет. Власть имущие не читают и писателей не знают. Им все равно. На встрече Путина с писателями какой-то из его людей все-таки обнаружил, что Прилепин состоит в оппозиции – и просто мягко попросил Прилепина не говорить с Путиным о политике. Прилепин пообещал, но обещания своего не сдержал, того человека уволили, и это все, чем закончилась история. Власть не видит для себя никакой опасности в «глаголах, жгущих», и даже Лимонов, который собирается баллотироваться в президенты на ближайших выборах, для этой системы столь же смехотворен. Такой шаг иррационален, но именно в абсурде и есть смысл. Это бесплодная борьба. Но что же еще делать с властью? Хоть какую-то вызвать реакцию.

В заключение еще немного поговорили о литературе. Что такое биография для писателя? Это его настройка, инструмент, с которого все начинается. Но нельзя работать на своей биографии всю жизнь, в какой-то момент следует ее преодолеть, отделиться от нее. И детство у писателя, как говорил Гумилев, может быть либо очень несчастным, либо счастливым. Средним, спокойным, серым оно быть не может. Прилепин сказал, что у него было счастливое детство. Ну, и напоследок пожелание: читать, читать как можно больше, любить чтение, любить других писателей, любить не только классиков, но и современную литературу. Часто писатели даже ненавидят друг друга. Читают только с установкой: «Написал бы я так?», или «Ну, уж я бы написал лучше!», или «И его, и этого дурака, еще публикуют?» – а нельзя так читать, необходимо приятие, удовольствие.

На этой веселой ноте я подумал, что написал бы роман лучше прилепинского, и встреча подошла к концу. Сергей Есин и Захар Прилепин обнялись под громкие аплодисменты, двери захлопали и стулья застучали.

Отнес с моими помарками дипломную работу Васильева ректору, это тот момент, когда решаю не только я, я-то готов, но должна проявиться и его воля. Тем более что А. П. Торопцев – его союзник и помощник по разным проектам.

После семинара пришлось лететь домой, так как к среде надо прочитать еще одну, возможно конфликтную, работу. Это уже студентка А. Е. Рекемчука. Надежда Васильевна первоначально дала ее дипломную работу на рецензию А. Е. Горшкову, но у того поднялось давление, он не захотел выйти из дома, а кому читать? Но к счастью, уже к самой ночи, я все уже дочитал. Вполне приличный диплом, хотя девочка очень уж сосредоточена на себе, на восточных учениях, на жизни вне этой страны.

Совсем не занимаюсь ни статьей, ни романом, огромное количество работы и усталость.

В Интернете стихотворение Жени Лесина.

Памяти Музы

Музой звали собаку. Собаку Литинститута.

Она была очень старой. Сто или двести лет.

А, может быть, даже больше. И Скуратов Малюта

Поил ее самогоном, чтоб она держала ответ

Перед Иваном Грозным. И ведь она держала.

Жила-то в отделе кадров, а там не всяк проживет.

Русская литература любила ее и знала.

Я тоже учился с нею, но точно не помню год.

Собака Муза – легенда. Вчера мы выпили водки,

Не чокаясь. За собаку. Умерла ведь не так давно.

А у девки зато две юбки. А под ними – чулки, колготки.

На колготки чулки надеты. Очень глупо, зато смешно.

Девка шла, уезжал Данила, на углу менялась валюта.

Мы бухали, о чем-то спорили, жизнь, как девка, куда-то шла.

Музой звали собаку. Собаку Литинститута.

Она была очень старой. Теперь она умерла.

4 февраля, среда. Так плохо и тревожно спал. Обеспокоенный, как пройдет предстоящая защита, я приехал в институт рано. Есть очень небольшое представление руководителя – А. П. Торопцева. По смыслу оно вполне нормальное, А. П. считает, что это повесть о «русском романтическом дурачке». Справедливо. Но совершенно не касается выполнения. Есть два положительных отзыва: один «восторженный» И. И. Карабутенко, а второй Екатерины Дьячковый, в принципе уклончивый. Причем кафедра не назначала Карабутенко быть оппонентом, это инициатива самого дипломникаю. Н. В., чтобы не конфликтовать, с этим согласилась. Но отзывы И. И. мы уже на защитах слышали. К трем часам приехал и А. М. Турков. У него, как, впрочем, и у меня, большое количество замечаний, и А. М. настроен очень категорически. Он председатель Государственной комиссии. Я вызвал Андрея Васильева, которому попытался объяснить сложность его ситуации. У нас два варианта. Можно поставить его дипломную работу на защиту, но если защита не состоится, если комиссия сочтет его работу не соответствующей квалификационным требованиям, то защищаться в следующий раз он сможет только через год. Таковы правила. Второй вариант. Мы можем сейчас перенести его диплом, он его доделывает, и тогда через два-три месяца он защищает диплом вместе с заочниками. Иногда мне кажется, что этот очень самоуверенный, но не очень талантливый паренек не вполне адекватен. Я хорошо помню, как он мучительно по нескольку раз сдавал такие предметы, как история древних цивилизаций или античная литература. Он не мог ответить на очень простые вопросы, и вот эта его заторможенность стала даже некой темой в разговорах. Но надо знать не только его, а еще и его отца, который тоже заканчивал наш институт. У батюшки тоже были творческие и учебные проблемы, которые тот тоже пытался решать со скандалами. Самоуверенный мальчик решил взять семейным напором. Я хочу защищаться сегодня! Во время этого разговора, к счастью, присутствовал БНТ. Мальчик уповает, как мне кажется, на два обстоятельства: вроде бы два положительных отзыва и к тому же еще не было случая, чтобы кого-нибудь на дипломе провалили. Практически при таком качестве текста Торопцев не должен был допускать Васильева