восполняясь, начнут мелеть, и мир… ведь силы, поддерживающей его дыхание, не так уж и много на самом деле, а затыкать дыры уже будет некому… если Ланс отправится в Арднейр… и что дальше?!!
И одновременно дикой какофонией гремели в ушах слова Цитронии о том, что ничего страшного не произойдет.
«Она солгала», — промелькнула юркой ласточкой мысль, — «солгала… только ли в этом?»
Тело, распростертое далеко внизу, ринулось навстречу с воистину жутковатой скоростью, словно ему надоело валяться куклой-пустышкой на выжженной солнцем траве. Удар. Вспышка. Ощущение шершавых лошадиных губ на лице — и темнота.
Когда Ланс очнулся, на него укоризненно смотрела луна, кутаясь в ажурную шаль из молочно-белых облаков. Постанывая и скрипя зубами от тянущей боли во всем теле — словно пропустили сквозь мельничные жернова, по-иному и не скажешь — он сел и обхватил руками гудящую голову.
«Возможно, Цитрония и сама не знала, что последует за изъятием силы?»
Хмыкнув, Ланс обозвал себя идиотом. К чему эти детские попытки оправдать шенниту? Цитрония старшая из младших, и оказалась достаточно мудрой, чтобы сварганить этот план по уничтожению старших богов Арднейра. У нее, к тому же, хватает ума, чтобы запросто заглядывать в Дхэттар прямо с небес… И она-то не знала о последствиях?!!
Ланс нервно хихикнул. Нет, шеннита все прекрасно знала, и была готова принести чужой мир в жертву собственным амбициям. Которые, кстати, зачастую впечатляли…
Лошадка, проявляя истинно материнскую нежность, прихватила бархатными губами за ухо, и Ланс рассеянно потрепал ее по морде. У него зарождалось гаденькое чувство, что Цитрония ловко обвела его вокруг пальца. И только ли его?!!
«Но если смерть Дхэттара принесет процветание Арднейру, разве не заплатишь ты эту цену?»
Ланс провел ладонью по шелковистой гриве. Поглядел на черный силуэт могильника и мысленно поблагодарил тех, кто его когда-то возвел над этой равниной. Потому как не задайся он вопросом о том, как именно взаимодействуют пирамиды с протоками — и Дхэттар был бы обречен.
«Она солгала единожды», — мрачно размышлял шеннит, — «похоже, Цитрония задумала кое-что грандиозное… Но что?»
Ланс скрестил ноги, усаживаясь поудобнее. Принести Дхэттар в жертву во имя Арднейра… Во имя Миолы, погибшей и возродившейся под другими небесами…
«Ты заберешь ее с собой, а остальные… Разве тебе не все равно на самом деле, что будет дальше с этим миром?»
Он покачал головой. Может быть, младший бог Арднейра и не должен был думать и рассуждать таким образом, но все же…
«Здесь пока что все живое. Так можешь ли ты убить, уничтожить то, что дышит, ради новой дороги для собственного мира? Что важнее — благополучие твое и Арднейра или же жизни тысяч и тысяч смертных?»
— Хороший вопрос, Ланс, — пробурчал шеннит под нос, — сколько раз это уже было с тобой? На одной чаше весов жизнь, и на другой тоже… Чем-то придется пожертвовать, но вправе ли ты решать?!!
Он тоскливо уставился на добродушный лик луны, словно там можно было прочесть ответ. А затем Ланс подумал, что попросту теряет драгоценное время. На самом деле… Последним камешком на чаше весов станут истинные намерения Цитронии.
Ночь только началась, а у него в арсенале был способ выяснить, что же задумала старшая из младших.
… Деревянная шкатулка покоилась на кухонном столе. Рядом медленно таяли две свечи в дешевом подсвечнике. Свет от пары золотистых огоньков выхватывал из мрака румяный бок круглого хлеба, старую фарфоровую кружку с отбитой ручкой и полупустую бутыль вина, в Айруне именуемого «Радостью пастушки».
Тиорин Элнайр сидел на шатком табурете, подперев кулаком подбородок, и смотрел на содержимое шкатулки. Казалось бы, камень как камень; кусок шлифованного базальта величиной с детский кулачок. Кто бы мог подумать, что он возымеет такое действие на младших детей Бездны?
Эрг потянулся к кружке, сделал большой глоток «Радости пастушки». Затем он мрачно подумал о том, что просто тянет время, не решаясь перейти к воплощению в жизнь своего плана — который заключался в подробном изучении свойств чудного камешка. И дело было даже не в том, что Тиорин опасался призывать Мудрость Бездны; конечно, это было неприятно, но вполне терпимо. Просто сам вид черного камня будил в нем воспоминания, те, что он так долго старался забыть.
«Хорош медлить», — он решительно отставил кружку, — «иначе как еще узнать, что все это значит, и кто тут замешан?»
Камень насмешливо подмигнул багровым бликом — мол, попробуй, разгадай меня.
Тиорин прищурился на огоньки. Позволит ли Бездна понять сущность камня? Подбросит ли подсказку или, как бывало раньше, заведет в лабиринт воспоминаний и бросит? Словно в прошлом — ответы на все вопросы. Ведь воля Ее слишком изменчива, непредсказуема, и если Первородное Пламя — чистый, спокойный жар, то Бездна — мятущиеся тени, густая вуаль тьмы, укрывающая Истину. Которая всегда ведома Ей, вездесущей, всеобъемлющей…
«Пора. От того, что ты не можешь решиться на последний шаг, никому лучше не станет».
Он закрыл глаза. Сосредоточился. Потянулся к вечной матери всех эргов… И, ощутив ее раскаленное дыхание на лице, улыбнулся. Бездна ответила, не отвернулась от вопрошающего, обняла трепещущими крыльями. Густой мрак и пустота окружили его, и вот уже нет ни кухни, ни стола, ни румяного хлебного бока, а под ногами — бездонная пропасть и жаркие сполохи.
«Спрашивай».
Казалось, голос шел отовсюду, обволакивал плотным коконом. Тело пронизали огненные нити; Тиорин невольно отпрянул, но тут же, скрипя зубами, рванулся вперед — и вниз. Навстречу истине.
«Смотри».
Он продолжал падать, но уже не просто вниз — а кружась по спирали, все медленнее, медленнее… Пока не увидел… Себя.
Лежащим в темном и сыром сарае. Руки и ноги стянуты кожаными ремнями, так, что не пошевелить. И длинные волосы еще черны, как вороново крыло, а вот борода уже острижена, неровно, в спешке. Да и кто будет церемониться с тем, кто проиграл самую важную схватку?
Он лежал, глядя в щель между подгнившими досками на то, как ползет по зеленому стеблю пятнистый жук, и думал — не преставая думал о том, отчего родной брат так поступает с ним. Обычай есть обычай, верховный вождь должен быть один, а проигравший — отправиться в изгнание…
«Так почему же ты приказал меня бросить сюда?»
Вопрос, на который пока нет ответа. И остается только гадать, какие мысли крутятся сейчас в голове нового верховного.
За дощатой стеной стремительно темнело. Жук давно уполз, сочные стебли травы терялись в подступающих сумерках. Где-то тревожно кричала большая птица.
А потом спокойствие вечера разлетелось глиняными черепками. Распахнулась дверь сарая, и Тиорин хотел было посмотреть, кто это пришел его навестить — но все тело затекло, и головы не повернуть… Впрочем, гость был заинтересован в том, чтобы его заметили. Тяжело протопал через весь сарай и присел на корточки в изголовье.
— Ну, что ты чувствуешь,
Верховный вождь пришел навестить поверженного соперника.
Тиорин скосил глаза, разглядел в потемках тускло поблескивающий золотой обруч в смоляных
