волосах, бледный абрис лица. Глаза отчего-то казались двумя провалами в вечную ночь.
— Зачем… зачем ты держишь меня здесь? — слова тяжело выползали из горла.
— Ты проиграл, — зло сказал победитель, — наконец-то проиграл. И я хочу насладиться своим триумфом, Тиорин. Подумай, что бы ты делал, окажись на моем месте?
Откашлявшись, он все-таки повернулся к брату — чтобы презрительно посмотреть в его темные глаза. А тот, ухмыльнувшись, легко развернул пленника лицом к себе.
— Я бы… выполнил то, что должен. То, что по обычаю нашего рода, — выдохнул Тиорин.
— И все? — верховный вождь покачал головой, — я не верю тебе.
— Что тебе от меня нужно? Отпусти меня, и я уйду. Покину навсегда предгорье.
— И ты думаешь, я смогу спать спокойно, пока ты жив?
Так вот оно что!
— Тогда надо было убить меня раньше. Много раньше. Ил ты решил прирезать меня так, чтобы никто этого не увидел, а? Испугался старейшин?
Ухмылка верховного вождя превратилась в оскал.
— Послушай-ка меня,
Он замолчал, задумчиво разглядывая пленника.
— Что? Договаривай.
— Грядет жертва Хранительнице, — тяжело роняя слова, сказал вождь, — и я предложил совету старейшин… Отдать ей тебя. Не отправлять в изгнание, Тиорин, а сделать роскошный подарок той, что хранит наш род.
— Ублюдок…
— Достойный дар. Не презренный раб или земледелец, а воин из рода вождей. Она примет эту жертву, и будет довольна.
Тиорин закрыл глаза. Лишь бы не видеть это лицо, так похожее на собственное.
— И что… сказали старейшины?
— Они согласились.
…Толпа. Вопящая, охваченная предвкушением крови. Искаженные, полубезумные лица. Ведь что странно, он знал многих; и тогда, раньше, люди эти казались совсем другими. Теперь же они куда больше напоминали кошмарных демонов ночи или духов, застрявших между Небом и землей.
И вот колышущееся, ревущее людское море расступается, давая дорогу священной жертве. Впереди — возвышение, а там — черный камень, алтарь, с глянцево блестящими боками, словно еще не высохла пролитая жрецом кровь.
— Жертву! Жертву богине!!!
Хочется зажать уши, лишь бы не слышать. Провалиться в спасительное забытье, чтобы не увидеть и не почувствовать… Но нет. Он — здесь и сейчас, а после — небытие.
Словно в бреду, Тиорин увидел, как из темного зева храма медленно выступила Хранительница, всеми почитаемая богиня. Она была высокой и словно выточенной из камня. Рубиновое ожерелье на груди горело злыми огнями, предрекая судьбу, и тяжелые косы отливали тусклым багрянцем в свете факелов.
— Жертву! — все те, кого он знал и любил, превратились в кровожадных демонов.
— Жертву! — казалось, вторил огромный алтарь с глянцевыми боками.
И почему брат не убил его там, в кругу старейшин? По крайней мере, это была бы смерть настоящего воина, быстрая и честная. Но так? Лежа на алтаре?
Тиорин дернулся, вывернулся из хватки жрецов в надежде добраться до оружия и все-таки погибнуть в пылу сражения. Но нет. Кто-то ловко оглушил его, приложив по затылку; перед глазами все поплыло, подергиваясь серой дымкой…
Но по-прежнему впереди маячил черный алтарь, огромный, блестящий, словно сытая пиявка. Алтарь и неподвижный силуэт богини в отблесках огня.
… Снова кухня, две догоревшие свечи и между ними — шкатулка из красного ясеня. В висках пульсировала горячая боль, в груди словно засела холодная жаба. Тиорин разогнул затекшую спину, бросил осторожный взгляд на руки, словно опасаясь увидеть черные полосы на запястьях. Затем тихо выругался, хотя, конечно, Бездна непостоянна и мстительна, и не стоит даже думать о ней плохо.
Он опять видел прошлое. Как будто в нем затаилась подсказка, или — что еще лучше — ответ на тревожащий его вопрос. Старшие, жертва, алтарь. Что еще? Брат…
«И как я должен это понимать?»
Тиорин тоскливо закрыл шкатулку. Похоже, ночь прошла впустую; за маленьким оконцем занимался новый день, и уже шаркала по коридору служанка Дэлоза.
И, похоже, не избежать визита в Шенду-ха.
Глава 10
Когда сгущаются тени
Далеко позади осталась Эльдан-ха с рогатым замком на склоне. По правую руку — пенная река, что вырывается на волю из теснины; дикая вода, ворочающая глыбы размером с добрую свинью. Ветер с бешеным воем рвался на свободу из каменных объятий гор, в ярости стараясь не уступать реке.
Тэут-Ахи стояла над ревущими мутными потоками. Не оттого, что устала, и уж конечно, не оттого, что не знала, как перебраться на другой берег. Она просто
Мысли спящих эргов сочились тонким ручейком из теснины, и Тэут-Ахи узнавала каждого из трех своих братьев. Дха-Тор, Эа-Ном и Роо, имена, полученные от тех, чья вера в божественное пламя сама по себе была источником могущества.
Тэут-Ахи встряхнулась и зашагала дальше. Узкая, но далеко не заброшенная тропа тянулась вдоль реки; старшая кое-где высмотрела даже лошадиный помет — верный признак того, что нынешние владыки мира не забывают навещать ими же преданных спящих эргов.
В одном месте тропа оказалась подмытой и осыпавшейся; Тэут-Ахи, легко опершись на Жало Ужаса, легко перескочила опасный участок. Подняла с земли брошенный ремешок, еще не утративший запаха свежевыделанной кожи. Сомнений не оставалось: ее спящих братьев навещали, причем совсем недавно. Тэут-Ахи хищно ухмыльнулась. Не иначе, как предатель Тиорин Элнайр уже растрезвонил новость о ее пробуждении…
«А если там засада? Если они ждут меня у ложа моих братьев?!!»
Она покрепче сжала копье.
Возможно, что и так. Но тогда… Ей не остается ничего иного, как принять бой, и биться, пока Первородное пламя еще теплится в груди.
Между тем тропа стала шире, уходила в сторону от реки — наверх, к позолоченным бокам утесов… И к трем черным провалам.
Здесь, в преддверии пиков Поющих Ветров, младшие эрги не стали возводить курганов. Они застали трех сынов Бездны в чреве горы — и там же повязали их тяжким сном.
Тэут-Ахи добралась до крайней пещеры, в последний раз огляделась. Прислушалась. Было похоже на то, что кроме Дха-Тора никого больше не было на дне промытого водой хода… И она осторожно двинулась вперед — и вниз, по грубо вырубленным ступеням, копьем отбрасывая с пути человеческие кости.
Потом спуск закончился, упершись в смутно знакомую площадку пятиугольной формы. В каждом углу — куча сгнивших и продолжающих гнить останков, в центре же… Ее братья были сильны когда-то; и их тела не стали трогать после того, как обездвижили на долгие века.
В середине пещеры, окруженный жертвенными костями, спал Дха-Тор;
