очевидной… что ж, тогда придется пробраться в замок и выяснить все самим. Понимаешь, Ланс, если бы с Тиорином было все хорошо, он обязательно бы поговорил со мной…
Шеннит пришпорил свою лошадку, купленную в Айруне, и, поравнявшись с Вейрой, сказал:
— Я не понимаю, откуда у тебя такая уверенность. Я лишь вижу, что мы едем в Шеззар сами не зная зачем, из-за одного лишь твоего дурного предчувствия.
— Ты мог бы остаться в городе.
Вот вам и все. Ланс — уже в который раз — подумал, что нет дела более безнадежного, нежели спор с женщиной. Особенно если эта женщина — любимая.
— Расскажи мне про Миолу, — вдруг попросила Вейра, — если я — это она… Быть может, твой рассказ разбудит во мне
Сердце дрогнуло и вмиг налилось сладкой болью, какая бывает только если мелкими глотками пить яд воспоминаний.
Ланс покачал головой.
— Думаю, не стоит. Да и зачем ворошить старые и сухие листья, когда на ветвях уже распускаются новые?
На этот раз Вейра обернулась и с удивлением посмотрела на него.
— Ты веришь в новую весну? — тихо спросила Вейра.
И он кивнул.
— Нет смысла цепляться за прошлое. И ты сама вспомнишь, когда настанет время.
— А если оно настанет, когда я стану древней старухой? — она вдруг улыбнулась, — то-то смеху будет…
— Даже если и так…
Потом они долго ехали молча, по широкому торговому тракту, ведущему на юг. Хладник шлепал по спине мягкими ладонями, ерошил волосы и трепал полы плащей.
— Все-таки это неправильно, — пробормотала Вейра, — ты любишь не меня, а Миолу.
— Ты же и есть Миола, — поправил Ланс, — и значит, я люблю тебя.
— Глупо… — девушка провела пальцами по отрастающим ярким локонам, — почему ты такой, Ланс? Что бы
— Я был бы счастлив. Потому как это все равно, что меня. Законы сущего гласят,
Вейра фыркнула и скривилась, но ничего не ответила. Так и молчали до самого вечера, и Лансу было немного неприятно — потому как наверняка все это время его любовь думала о лорде Саквейра…
Они развели костерок и, пока огонь жадно облизывал еловые ветки, расседлали и стреножили лошадей. Затем Вейра принялась раскладывать на полотенце съестное, а Ланс установил котелок и быстро наполнил его водой. Естественно, сотворив ее на месте…
На небе засверкали первые звезды. Вейра сидела, подтянув к груди острые коленки, и смотрела в багровую глубину пламени. Время от времени она брала кусочек солонины, отправляла в рот, а затем пережевывала с отсутствующим видом. Словно мысли ее были очень, очень далеко и от костра, и от шумящих за спиной деревьев, и от молочных хлопьев тумана, липнущих к траве…
Ланс попивал кипяток с брусничными листочками. Неприятное, скребущее чувство в груди постоянно напоминало о себе, шевеля когтистыми лапками.
— Вейра, могу я спросить еще раз?
— Что? — она неохотно оторвалась от созерцания огня, но жаркие блики все плавали в серых глазах.
— Ты бы отправилась со мной на край мира? Если я сделаю все, чего хочет лорд Саквейра?
— Сперва надо его разыскать, — уклончиво ответила девушка.
— Ты так и не ответила…
Вейра вдруг вскочила на ноги.
— Бездна тебя возьми! Чего ты хочешь от меня?!! Чтобы я сказала «да»? Но ведь… Ты же совсем меня не знаешь! А вдруг… — тут внезапно ее голос упал до шепота, — вдруг я покажу себя с такой стороны, что ты и видеть меня не захочешь?
— Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
Больше никто не сказал ни слова. Молча расстелили одеяла и легли по разные стороны костра.
Ланс долго не мог уснуть, все глядел и глядел на небо с крупными, словно набухшими светом каплями звезд и был готов поклясться, что Вейра тоже не спит, а лежит тихо-тихо, не шевелясь — и тоже смотрит на далекое небо. Потом по темному полотну словно мазнули белым; падающая звезда исчезла где-то за горизонтом.
— Говорят, на счастье, — вдруг сказала девушка, — хорошо увидеть падающую звезду.
Шеннит промолчал. И дело вовсе не в том, что он не очень-то верил в приметы; просто в тот миг, когда мелькнул игольчатый хвост метеора, что-то дрогнуло в самой ткани Дхэттара, и раздался хруст разламываемого пополам яблока. Это было… странным. И неожиданным. Мир пребывает в покое, если никто не вмешивается в его жизнь извне, само собой, ничего подобного не должно происходить, если только не… Он вспомнил алмазную пирамиду Цитронии в Арднейре. Зачем она ее строила?
«Ты становишься не в меру подозрительным и впечатлительным, Ланс. Цитрония не глупа, чтобы самой пробовать прорваться в Дхэтар. Даже если на нем — тень Арднейра».
…Девушка ничего не слышала и не почувствовала, повернулась набок и закрыла глаза. Потом и к Лансу подкрался сон, оборачивая мутной дымкой забытья.
«Надо будет посмотреть на протоки Силы», — подумал он, проваливаясь в цветную круговерть сновидений.
Тиорин молчал, пока такой же немногословный таверс спиливал цепь, что от стены к ошейнику, между прочим, оставив последний нетронутым. Молчал, пока его волокли по бесконечным коридорам, пронизавшим склон Шенду-ха. Пока раздевали, мыли в пенной воде с лавандовым маслом… Силы понемногу возвращались, и это радовало. Вдруг их хватит на то, чтобы сбежать?
Тиорин вздохнул. Игра, которую он затеял, была смертельно опасной. И вполне могло случиться так, что от лорда Саквейра в конце концов останется кучка дымящихся угольков.
«Но кем-то все равно придется пожертвовать», — подумал он, здоровой рукой поправляя ворот чистой рубашки, — «и я вряд ли смогу придумать нечто лучшее».
Потом ему на плечи набросили шерстяную куртку, какие носят пастухи в горах, и повели дальше. Опять в переплетение коридоров, кое-как освещенных чадящими факелами.
… И снова он оказался в трапезной владык Шеззара. Лийа Донтра окинула его рассеянным взглядом; так иной раз смотрят на порядком надоевшую, но очень хорошо вышколенную прислугу — и надоела, и выгнать жалко. И уже через удар сердца взгляд леди Шеззара вернулся к тарелке. Мевор Адрейзер проявил куда больше интереса.
— Присаживайся, Тиорин. Легкая трапеза перед дорогой… И, возможно, перед битвой.
— Ты ничем не рискуешь, — повторил Тиорин, — я знаю, как убить чужака…