Мевора излившаяся в Бездну, медленно возвращалась.
Тиорин закрыл глаза.
«Вейра. Ответь, если видишь меня».
Он погружался в багровый свет углей, сознание разбивалось на тысячи крошечных огоньков, подпрыгивающих на поленцах. И — кромешный мрак с тысячью жарких искр, каждая из которых — пламя.
«Где же ты?»
Тиорин мчался на север, к Айруну; ледяной ветер хлестал по щекам, вышибая из глаз слезы. И сотни маленьких и больших огней летели навстречу, согревали мимолетным дыханием и проваливались в небытие; и сотни лиц — молодых и старых невесомыми видениями касались сознания, чтобы в следующий миг умчаться прочь.
«Вейра!»
Он позвал, надеясь, что леди Саквейра услышит. Скользнул тенью вокруг Айрун-ха, заглянул в сонные глаза Мильора Лонс, сидящего у камина.
«Но где же она, Бездна меня возьми?!!»
Вейры Лонс не было в Айруне, равно как и во всем Саквейре.
Тиорин мысленно выругался. И снова — замелькали лица, освещенные неверным пламенем костров. Он расплывался над серединными землями, подобно тому, как масляная пленка, играя радугой, плывет по воде. Пытался вобрать в себя все образы, доступные огню. И звал, звал не прекращая.
«Где же ты? Отчего молчишь?!!»
Распахнутые за спиной невесомые крылья свело судорогой, и Тиорин, кружась, как сухой лист на ветру, скользнул вниз. К собственному телу и пылающему костру.
А затем… Видение резнуло по глазам, причиняя боль. Это было совсем недалеко, в каких-нибудь двух милях от их собственного лагеря.
Вейра и Ланс сидели на расстеленном плаще. Наверху мерцали колючие кристаллики звезд, и туман, протягивая белые пальцы к огню, тут же боязливо их отдергивал. Они сидели и целовались, как будто не существовало в мире ничего и никого, кроме них, и руки Вейры были сомкнуты вокруг шеи чужого бога.
Тиорин позвал. Но Вейра не услышала. Да и не могла она услышать далекий бестелесный голос, вопящий из глубины костра, когда каждая ее мысль змеей вилась вокруг одного не-человека.
А потом накатила тьма. И вместе с ней пришло острое желание убить Ланса, даже если это придется сделать голыми руками.
…Тиорин подтянул колени к груди и уткнулся в них пылающим лбом. Затем, немного успокоившись, разжал стиснутые кулаки и с любопытством уставился на синюшные метки от собственных ногтей. Желание увидеть Ланса обезглавленным и расчлененным не ослабевало; и эрг полностью осознавал, насколько мерзко то, о чем он думает… Но ничего не мог с собой поделать. Он сам привязал к себе Вейру, произнося напутствие у Возрождающей купели, и в этом было проклятие Бездны, от которого не убежишь, и которое не обманешь.
Тиорин устало закрыл глаза, все еще пытаясь унять то чудовище, что грызло его изнутри. Он хотел заставить себя думать о том, что сам пообещал чужаку Вейру в случае удачного исхода битвы. Но вместо этого под стенками черепа вертелись слова «Так подыхайте оба».
— Я хотел предупредить, но вы не пожелали услышать, — беззвучно прошептал лорд Саквейра, — так
Глава 13
Леди Серединных земель
Бездна приняла пламя Тэут-Ахи. Это ощутили и Юдин, дремлющий на хрусткой корке застывшей лавы, и матка его клана, обвившаяся вокруг новых яиц, и прочие таверсы, отсиживающиеся в глубоких норах. Теперь у них снова был хозяин, и была юная хозяйка, исчезнувшие в неизвестном направлении…
— Почему ты бездействуешь? — единственная женщина клана потерлась мордой о каменную чешую вожака, — закон гласит, что мы идем за победителем. Старшей больше нет, остался наш лорд, но…
Юдин приоткрыл один глаз.
— Но леди погубит его? Ты это хочешь сказать?
Глаза матки полыхнули жаркими звездами.
— Нет. Никто не знает,
Юдин снова закрыл глаза. Он лениво размышлял над тем, почему должен покинуть преддверие Бездны и отправиться вслед за Тиорином; ведь если Тэут-Ахи больше нет, кто или что может угрожать владыке Саквейра? И тут же — мелькнуло всплеском воспоминание о погибшей кладке, в тот день, когда смертная Вейра стала эргом.
Юдин поднялся на ноги, потянулся. Матка клана, как всегда, права; ему следует отправиться по следу Тиорина Элнайра, чтобы защитить…
А она, подобрав под себя лапы, склонилась над небольшой трещиной, откуда, искрясь, вырывался огонь Бездны. Ей было дано, очень редко — но видеть грядущее в переливах жидкого пламени, и на этот раз матка действительно увидела…
— Не ее вина, — прошептала она, обращаясь к Бездне, — не ее…
Утро выдалось на диво холодным. Вейра покосилась на давно погасший костер, на капли росы, на жука-оленя, упрямо прокладывающего себе путь сквозь травяной лес… Под одеялом было тепло и уютно, хотелось отбросить всякие мысли о том, что вот-вот придется вставать и идти дальше, к Шенду-ха.
Рядом осторожно шевельнулся Ланс.
— Ну что, пойдем дальше?
Она повернулась и несколько мгновений смотрела на лицо чужого бога, ставшее таким родным и близким. Ланс приподнял брови.
— Что такое?
— Ничего. Я смотрю на тебя и…
— И?..
— И благодарю судьбу за то, что мы встретились. Хотя, как я уже и говорила раньше, я не помню ни тебя, ни ту, за кого ты меня принимаешь.
Синее пламя в глазах Ланса всколыхнулось.
— А как же лорд Саквейра?
Вейра задумчиво прикусила губу.
— Ты не понимаешь, Ланс. То, что я чувствую к нему… и то, что он чувствует ко мне… это совсем другое. Совсем не так, как у нас с тобой.
И она замолчала. Не объяснишь не-эргу то, что ощущают двое, связанные силой Первородного пламени. Да и не подобрать нужных слов, разве что… Вейра боязливо заглянула в собственную душу, маленький, жаркий огонек в пустоте и тут же отпрянула. Нет и никогда не будет нужных слов. Но она знала, что готова умереть за Тиорина Элнайра — точно так же, как он за нее.
Ланс недовольно засопел и начал выбираться из-под одеяла.
— Подожди. — Вейра вцепилась ему в плечо, — ты все неверно толкуешь. То, что я чувствую, когда вижу тебя… когда касаюсь твоего тела… Со мной никогда не было ничего подобного. Все, что происходило в прошлом — пепел и прах по сравнению с тем, что есть.
— Молчи, лучше молчи, — шеннит усмехнулся, — ты сейчас наговоришь такого, что сама запутаешься. И… Поднимайся. Нам пора двигаться дальше.
… В путь они отправились нескоро. Потому что под одеялом было тепло и уютно. А еще потому, что им было хорошо вместе, и Вейра всем сердцем желала отгородиться от всего мира хрустальным куполом, чтобы не было больше никого. Только она — и Ланс.
