усилиями нашими, направленными к сей цели, — и это для того, чтобы мы не привязывались к земле, не гордились нашими успехами и изобретениями в житейских делах, и помнили, что жизнь на земле дана нам не для блаженства, невозможного здесь, а для приготовления к вечности' /там же, с.29/.
Интересно следующее религиозно-психологическое наблюдение: у некоторых представителей европейской культуры мотивом увлечения буддизмом является гордыня /Лосский. 1994, с.64/. Более того, страсть гордости близка и самому Будде. Какие психологические мотивы отвлекли внимание царевича Сиддхартхи от греха, как первичного зла, и чрезмерно приковал его только к последствию греха, к злу физических страданий? — Может быть, это была изнеженность царевича, ведшего жизнь полную чувственных наслаждений, или, скорее всего, гордость, мешающая осознать свою греховность /там же, с.64/.
Для борьба с гордостью необходимы: смирение, молчание и безмолвие, воспоминание о смерти, воздержание и молитва.
Страх также является одной из страстей. Его можно подразделить на несколько видов. Так, по Иоанну Дамаскину: 'страх разделяется на шесть видов: на нерешительность, на стыдливость, на стыд, на изумление, на ужас, на беспокойство' /Иоанн Дамаскин. 1992, с.87/.
В Библии неоднократно упоминается 'страх великий' (Мар. 4, 41; Лук. 2, 9; Лук. 8, 37; Деян. 5, 5; 5, 11). А в последние времена 'люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную' (Лук. 21, 26). Но христианин должен не смущаться ни от какого страха (1 Пет. 3, 6). К тому же, в христианстве, как в религии любви, страх должен подчиняться любви и заменяться ею: 'в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх' (1 Иоан. 4, 18).
Страху, как человеческой страсти, противопоставляется 'страх Господень' (2 Пар. 17, 10; Прит. 1. 29, 31; Деян. 9, 31; 2 Кор. 5, 11) или 'страх Божий' (2 Пар. 20, 29; Рим. 3, 18; 2 Кор. 7, 1). Повиноваться друг другу в страхе Божием призывает ап. Павел (Еф. 5, 21). В схожем смысле он использует слово страх и в других местах: 'со страхом и трепетом совершайте свое спасение' (Флп. 2, 12); 'приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом' (Евр. 12, 28). Страх Господень связан с мудростью: 'страх Господень есть истинная премудрость, и удаление от зла — разум' (Иов. 28, 28); 'Начало мудрости — страх Господень' (Пс. 110, 10). Страх Божий необходим и для самопознания: 'в страхе Божием будем внимательны к самим себе' /Исаия. 1826, с.135/.
По своему существу страх Божий происходит из чувства вездеприсутствия Божия, боязни оскорбить правду Божию и трепета человека за свою виновность и малость пред Богом, соединенные с любовью к Нему /Назарьев. 1904, с.84/.
Тема страха Божия близка христианскому богословию, и встречается во многих учебниках, катехизисах, проповедях разных авторов. Из работ, специально посвященных этой теме, можно назвать следующие:
Все перечисленные нами страсти являются взаимосвязанными, так что необходима не борьба с отдельной какой-нибудь страстью, а со всеми страстями в целом: 'когда победишь какую-либо из безчестнейших страстей, например, пресыщение, или блуд, или гнев, или любостяжание, тотчас нападет на тебя тщеславный помысл; а когда его победишь, тогда переймет тебя помысл гордостный' /Максим Исповедник. 1900, с.206/.
Существование всех этих страстей нередко скрыто от самого человека: 'Много страстей сокрыто в душах наших, но обличают они себя только тогда, когда являются на глаза причины их (предметы, поводы)' /Исихий Иерусалимский. 1890, с.25/.
К тому же необходимо различать страсть, как негативную сущность, и такое в достаточной мере нейтральное душевное явление, как желание или пожелание: 'Пожелание… есть устремление мысли к чему-либо или от чего-либо; страсть же есть превосходящее всякую меру устремление души к чему-нибудь или желание, выходящее из границ рассудка, не сдерживаемое более уздой его и требованиями' /Климент Александрийский. Строматы. 1996, с.147/.
Кроме того, необходимо разделять страсти и самого человека: 'Хотя увидишь кого боримым страстями, не брата, а страсти ненавидь, борющие его' /Симеон Новый Богослов. Т. 2. 1993, с.525/. И по слову Серафима Саровского: 'Осуждай дурное дело, а самого делающего не осуждай' /Житие старца Серафима… 1991, с.310/. Это — важнейший принцип христианской аскетики, позволяющий одновременно и любить своего ближнего и помогать ему в преодолении его грехов.
Это разделение страстей и самого человека необходимо соблюдать и по отношению к себе: 'Должно снисходить и душе своей в ее немощах и несовершенствах и терпеть свои недостатки, как терпим недостатки ближних, но не обленяться и непрестанно побуждать себя к лучшему' /Житие старца Серафима. 1991, с.310/.
Каковы основные причины страстей? — По своим источникам, они могут быть разделены на две группы: во-первых, связанные с телом, во-вторых, — с душой. Или, пользуясь другой терминологией, можно говорить о причинах внешних и внутренних. Внешние связаны с телесными чувствами, а внутренние — с сердцем: 'Некоторые говорят, что страсти входят в тело от помыслов сердца, а другие напротив утверждают, что худые помыслы рождаются от чувств телесных' /Иоанн Лествичник. 1901, с.126/. Последнее бывает обыкновенно с мирскими, а первое — с монахами /там же, с.127/. Поэтому в миру нужно начинать с хранения органов чувств, а монахи больше заботятся о хранении помыслов.
Кроме того, одну из причин возникновения страстей традиционно относят к воздействию падших ангелов: 'Из приводимых в движение страстей одни возбуждаются [в нас] памятью, другие — чувством, а третьи — бесами' /Евагрий Понтийский. 1994, с.127/.
Борьба со страстями и греховными навыками, конечно же, нелегка: 'истребить из собственной плоти нечистое вожделение, это есть большее чудо, нежели изгнать нечистых духов из чужих тел' /Иоанн Кассиан. 1993, с.446/. Но вся практика христианской аскетики показала, что это возможно — при помощи Божьей и при правильном и постоянном человеческом усилии. При этом важно знать некоторые закономерности и принципы развития страстей.
Последовательность же возникновения страстей приблизительно такая: 'Начало и причина страстей есть злоупотребление, злоупотребления — склонность, склонности — движение желательного навыкновения, испытание желания есть прилог, прилог же — от бесов, коим Промыслом попускается обнаруживать, каково наше самовластие' /Григорий Синаит. Главы о заповедях… 1900, с.193/. Таким образом, все начинается с прилога, и чтобы не скатываться к страстным состояниям, необходимо упреждать их заранее, на дальних подступах — лучше всего начиная с самого прилога. Поэтому в святоотеческих трудах постоянно подчеркивается необходимость развития внимания и трезвения.
По своему возникновению и функционированию страсть тесно связана с привычкой: 'Тонкие психологи, отцы-аскеты, на основании своего опыта знают, что опасность страсти не только в том, что она проникла в душу человека, но и в том, что она потом властвует над человеком через привычку, через воспоминание, через бессознательное влечение к тому или иному греху' /Киприан (Керн). Православное… 1996, с.248/.
В святоотеческой традиции при этом еще используют такое понятие, как навык: 'Застаревшая душевная страсть, или временем утвержденное помышление о грехе с трудом врачуется, или делаются и совершенно неисцельным, когда навыки, как всего чаще случается переходят в природу' /Василий Великий. Т. 1. 1911, с.101/.
Важнейшей частью борьбы со страстями есть противопоставление им
— 'каждая страсть имеет противоположную ей добродетель; гордость — смирение, сребролюбие — милосердие, блуд — воздержание, малодушие — терпение, гнев — кротость, ненависть — любовь…' /Дорофей авва. 1995, с. 169–170/;
