пограничных станциях все оповещены... Ну, я и не сомневаюсь, чтобы рыбку съесть, надо в воду лезть, так сказать... Но что, если Стоянов уже покинул пределы империи и увез чертежи? Что, если у него был сообщник, о котором мы ничего не знаем? Или Фрида Келлер... Она ведь тоже вполне могла убить Леманна, чтобы завладеть чертежами. Я думаю, при той важности, которую документы представляют, они должны стоить колоссальных денег.
Баронесса Корф быстро вскинула на говорящего глаза.
– Поздравляю вас... Антон Фаддеевич, кажется? Да. Вы брандмейстер? Замечательно, конечно, что вы высказали свою точку зрения. Но, видите ли, по нашим данным, Фрида Келлер никак не могла убить Леманна. Кроме того, вы, кажется, недооцениваете наши службы. Если бы чертежи объявились где-то за границей, мы бы тотчас узнали. И, конечно же, немедленно прекратили бы поиски. Но в том-то и дело, что о чертежах пока нигде ничего не слышно, что и внушает определенную надежду. Значит, не все еще потеряно. Хотя исчезновение трупа меня, не стану скрывать, очень беспокоит.
Внесли малиновое мороженое, и баронесса Корф умолкла.
«И почему она внушала мне такую неприязнь? – думал я, глядя на нашу гостью. – Глупо, просто глупо... Обыкновенная женщина, но у нее непростая работа, отсюда и ее тон, а никак не желание унизить... И она явно очень умна, иначе бы ей не поручали подобные дела. С чего я так на нее взъелся? Приятно, конечно, воображать себя героем, но надо немедленно рассказать ей о ключе. Чем дальше, тем сильнее будет казаться странным, отчего я не упомянул о нем в самом начале».
Ключ жег мне карман. Я машинально ощупал его. Гости начали подниматься из-за стола. Я хотел подойти к баронессе, но тут меня оттер в угол хозяин имения.
– Сто рублей, – дохнул он мне в ухо.
– Простите, за что? – изумился я.
– Если вы найдете того подлеца, который душит собак, – скороговоркой промолвил он. Я хотел возразить, но он поднял руку: – Заметьте, я не говорю, что это должен быть обязательно Стариков. Ни-ни. Вы, как я вижу, человек честный, за то вас и ценю. – «Ага, в сто рублей», – подумал я. – Анна Львовна вчера полдня рыдала, а я не могу видеть, когда она плачет. – В голосе мужчины слышалось неподдельное волнение. – Ну так как? По рукам?
И, не дожидаясь моего ответа, он стиснул мне руку и отошел.
Я поискал глазами баронессу, но она уже уходила в сопровождении Ряжского и хозяйки дома, наперебой осыпавших ее комплиментами. Ряжский, следует отдать ему должное, преуспел больше – все-таки он был мужчина.
«Поговорю с ней, когда все разойдутся», – решил я.
Изабель уже ушла. Я обнаружил ее в саду, где она живо пререкалась о чем-то с поваром-французом, которого я мельком видел перед обедом. Заметив меня, оба умолкли.
– О чем вы тут беседуете? – полюбопытствовал я, подходя к ним.
– Мороженое. – Изабель сделала умильную гримаску и послала повару умоляющий взгляд. – Я прошу месье Эмиля выдать его секрет, а он ни в какую.
Повар пожал плечами и отошел.
– Экая вы сладкоежка, – шутливо заметил я Изабель.
– Мои прежние хозяева очень любили экономить на еде для слуг, – отозвалась она. – Хорошо, что здесь все иначе.
Мысленно я выругал себя за свою бестактность. Изабель безмятежно смотрела на меня, щурясь сквозь очки.
– Ваши помощники уже прибыли с моим кучером. Говорят, ничего не нашли, – сообщила француженка. – Теперь они пьют на кухне с прислугой.
– И Аркадий тоже?
– О, – протянула мадемуазель Плесси, – ну он-то никогда не откажется, если ему предложат!
Мы посмотрели друг на друга и бог весть почему рассмеялись. Неожиданно Изабель оборвала смех.
– Кто-то едет, – сказала она.
Весь в пыли, Никита Былинкин соскочил с лошади, которая недовольно закружила на месте. Наездником наш секретарь был не ахти каким.
– В чем дело, Никита? – спросил я.
Тот судорожно сглотнул.
– Аполлинарий Евграфыч... Там... там... – Никита почему-то покраснел под моим взглядом, что мне не понравилось. – Все должностные лица в отсутствии, ищут Петровского... Городовой Еремеев обходил гостиницы, и вот... случайно внимание обратил... идя, значит, мимо вашего дома...
– Что произошло? – спросил я быстро.
– Да квартира ваша... Там все вверх дном перевернуто... даже подушки вспороты... Средь бела дня, представляете? Честное слово, я ничего не понимаю...
Зато я понял сразу же, с чем был связан погром в моих апартаментах.
ГЛАВА XVII
Музыкальная шкатулка зазвенела печально и нежно и начала выстраивать какую-то сложную мелодию. Шкатулка была, пожалуй, единственным, что осталось мне на память от прадеда Марсильяка. Однако на середине ритурнели мелодия захрипела, забулькала и неожиданно умолкла. Неудивительно – после того, как хрупкую вещицу так грубо швырнули с подзеркального столика на пол...
«Убью мерзавца», – мрачно подумал я, бережно прикрывая крышку шкатулки.
Вздор, в сущности... Кого убью? И где его искать?
В разбитое окно время от времени врывался летний ветерок, и тогда облака перьев из растерзанных подушек начинали летать по комнате. Я плюхнулся на стул (его сиденье тоже было вспорото), обхватил голову руками и задумался.
Может быть, мне отомстил кто-то из тех, кто счел, что пострадал по моей вине? Тот же Антипка Кривой, к примеру, которого я пару месяцев назад упек в тюрьму. Или все же погром связан с убитым шпионом, Леманном-Петровским? Может быть, неизвестные искали здесь ключ?
Я сунул руку в карман, вытащил ключ и поднес его к глазам. И тут меня словно ударило электрическим током.
Это был не тот ключ, который я видел в кармане у Леманна. Но, вне всяких сомнений, именно ключ, подобранный мною у камня возле насыпи. На виденном у шпиона было, помнится, две бороздки, а тут имелось три, хотя внешне оба ключа походили друг на друга. Такие ключи нередко выдают постояльцам в гостиницах, так что неудивительно, что в первый раз я обознался.
«Но если у меня не ключ Леманна, – думал я, – то, может быть, тогда ключ человека, который спрятал его тело? В самом деле, наверное, труп было не так-то легко тащить... Тот, другой, наклонился, и ключ просто выскользнул из его кармана...»
Мои размышления прервала Изабель Плесси. Она постучала, вошла и ахнула:
– Боже, какой ужасный разгром! Вы уже узнали, кто его сделал?
– Нет, – вздохнул я. – Похоже, они искали этот ключ.
– Открыли дверь отмычкой? – деловито осведомилась мадемуазель Плесси. – В романах двери всегда только так и открывают. А что за ключ?
– Я нашел его возле насыпи.
– А, ключ того месье, который выпал из поезда?
– Нет, – ответил я на вопрос Изабель, которая восторженно смотрела на меня. – Похоже, он принадлежал тому, кто спрятал тело.
– Какая у вас интересная жизнь. Ни дня без тайны, – вздохнула Изабель и задумчиво поглядела на меня. – Интересно, а по ключу нельзя отыскать того, кому он принадлежал?
Я повертел железку в руках. Ключ как ключ, только на ободке выдавлена цифра 38.
– Кажется, и впрямь из гостиницы, – промолвил я вслух.
Изабель меж тем покрутилась перед зеркалом, быстро поправила непослушную прядь, выбившуюся из прически, и взяла раненую музыкальную шкатулку. Мелодия заиграла, захрипела и сорвалась.
– Ай-яй-яй, – укоризненно промолвила Изабель, сдвинув брови. Потом сделала уморительно серьезное лицо, поднесла шкатулку к уху, свободной рукой что-то подкрутила внутри, после чего завела шкатулку вновь. Мелодия начала играть и на сей раз не сбивалась до самого конца.
– Вот! – торжественно сказала Изабель, возвращая шкатулку на место. – Надо только знать, с какого боку приняться за дело, и тогда все окажется очень просто.
Судя по всему, фраза была позаимствована из какого-то романа – одного из тех, которые читала мадемуазель Плесси. Но прежде чем она договорила, я уже принял решение и поднялся с места.
– Ваш экипаж с вами?
Изабель сделала комический реверанс.
– Он ждет у дверей, месье!
– Тогда едем!
План мой был прост и, скажем даже откровеннее, не блистал... да, в общем, не блистал решительно ничем. Не мудрствуя лукаво, я пришел к мысли, что нужно обыскать все гостиницы в округе на предмет поиска постояльцев 38-го номера. Разумеется, ключ мог быть и от московской, и от петербургской гостиницы, и тут я точно оказался бы бессилен. Но, в конце концов, всегда оставалась баронесса Корф, чьему ведомству как раз вполне по силам проверить все московские и столичные гостиницы.
Я начал с N, где только в одной гостинице было больше тридцати номеров. Там в номере 38 обнаружился штабс– капитан, замызганный и небритый, который сразу же стал приглашать меня сыграть с ним на бильярде. Я отказался, за что был обозван штафиркой и моветоном. Паспорт его, впрочем, был в полном порядке, и, поняв, что в N мне более делать нечего, я решил отправиться в Глухов – назову его так, – необыкновенно оживленный город нашей губернии, через который проходит железная дорога. Общество мадемуазель Плесси чрезвычайно скрасило дорогу туда, потому что она болтала, не закрывая рта. И мы отправились инспектировать гостиницы.
Первые пять гостиниц оказались для нас совершенно бесполезны, зато в шестой управляющий сразу же признал ключ, утерянный их постояльцем.
– Где он сейчас?
– Съехал позавчера.
– Не заплатив?
– Нет, что вы! Он очень жалел, что ключ потерялся.
– И как же он объяснил его исчезновение?
Управляющий пожал плечами:
– Сказал, что некстати ввязался в игру в одном подозрительном месте, а когда ушел оттуда, обнаружил, что ключ исчез.
–
