сказал я и вслед за тем рассказал Пирогову, как мы с Амалией нашли обрывок чертежа в логове Васьки Столетова. А на листах, которые представил Рубинштейн, все уголки были на месте.
– Ну так что? – спросила Амалия, глядя на Рубинштейна. – Вы изготовили копию чертежей, тем более что сделать это легче легкого, и захотели их продать? Кому?
– Я тебя в тюрьме сгною! – взвыл Пирогов, теряя самообладание. – Где чертежи? Куда ты их дел?
– Не было никакой копии! – вспыхнул Рубинштейн. – Здесь все, что мне принес Альфред! Я не... – Он хотел еще что-то сказать, но замолчал. Я заметил, что, пока он говорил, Амалия не отрывала взгляда от его лица.
– Но если здесь копии, то, значит, все надо начинать сначала... – простонал Пирогов, который явно терял голову. – Ах, черт возьми...
– Наберитесь терпения, Аркадий! – велела Амалия. – Что именно вам сказал Альфред, когда принес чертежи?
Рубинштейн исподлобья взглянул на нее. Его плечи поникли.
– Сказал, что есть возможность обтяпатъ неплохое дельце, – устало промолвил он.
– И?
– Я был не против. Но потом узнал, что на поиски бумаг послали вас, и мне захотелось... захотелось помериться с вами силами.
Последние слова Рубинштейн произнес тихо и скороговоркой, словно стыдясь их.
– Врет, – категорично заявил Пирогов, в волнении запуская руки в свои волосы. – Как пить дать, врет! Ух, я бы этих ученых... по крайней мере, некоторых... Своими бы руками придушил! Знал же, мерзавец, над чем работает! Нет, подавай ему непременно шуры-муры с белокурой мамзелью, чтоб ее... А жена, видите ли, для него недостаточно хороша! – Действительный статский советник заметался по комнате. – Черт возьми! Вот черт возьми!
– Полно вам, Аркадий, – укоризненно сказала Амалия и вновь обратилась к Рубинштейну: – Кто еще, кроме вас и Альфреда, знал, что чертежи у вас?
– Лиу, – после некоторого колебания ответил Рубинштейн. – И мой сводный брат.
– Это который Акробат? – подняла брови Амалия. – И как они отнеслись к вашей затее – не продавать чертежи, а сыграть на них?
Рубинштейн пожал плечами.
– Думайте что хотите, но Лиу бы никогда меня не предала. – Он вздернул подбородок. – А брат сказал, что идея отличная. Он тоже был о вас наслышан и был не прочь сбить с вас спесь.
– Так я и поверил! – огрызнулся Аркадий. – Чтобы чертежи, которые стоят... Да один черт знает сколько они стоят! И просто так взять и поставить их на кон?
– Мне совершенно неинтересно, верите вы мне или нет, – холодно ответил игрок, – потому что я говорю правду. А чертежи именно те, которые мне принес Альфред. И все уголки там были на месте, так что ищите листки с оторванными уголками где хотите.
– Мы так и сделаем, – отозвалась Амалия. – А где сейчас Альфред, кстати?
Рубинштейн немного подумал.
– Насколько я понял, он опасался неприятностей как раз из-за бумаг. Честно говоря, я не спрашивал у него, куда он направляется. Заплатил ему за чертежи столько, сколько он запросил, и мы расстались. Возможно, Альфред направился в Москву – там у него дача в Сокольниках и квартира неподалеку от Газетного переулка.
– Дача в Сокольниках, говорите? – вскинулся Аркадий. – Замечательно... Горелов! Проводите месье Рубинштейна.
Шулер кивнул ему головой, отвесил поклон Амалии и удалился в сопровождении человека в штатском, который, однако же, отличался военной выправкой.
– Ну-с, Амалия Константиновна, что вы обо всем этом думаете? – спросил Пирогов.
Баронесса Корф вздохнула:
– Думаю, что Рубинштейн нам не лгал, когда сказал, что листки попали к нему от Альфреда. Я очень внимательно следила за его лицом, он был явно поражен, когда узнал, что у него оказалась копия.
– Стало быть, Альфред? – проскрежетал Пирогов.
– Ну да, Альфред, – подтвердила Амалия. – Он состоял в шайке Рубинштейна и отлично знал, что, если что-то утаит от шефа, ему придется несладко. Однако Альфред жаден, вот и решил подстраховаться. Сделал с чертежей копию и, вероятно, смешал листки, так что подлинные оказались в каждом наборе. Один экземпляр он, как принято в их шайке, доставил хозяину и получил за него неплохие деньги, а второй... Второй, очевидно, решил продать самостоятельно.
– Вот как раз второй меня и беспокоит, – вздохнул Пирогов. – Итак! Амалия Константиновна, я еду в Москву. Во что бы то ни стало нужно задержать прохвоста, пока чертежи не попали во враждебные руки. Что же до вас, то вы пока отдыхайте. День выдался для вас непростой, и... – Он говорил и все более терялся под пристальным взглядом собеседницы. – Гхм! К тому же один экземпляр чертежей вы уже отыскали, продемонстрировав, так сказать, совершенно блестящие способности, и...
– Вы хотите сказать, что с меня хватит? – осведомилась Амалия.
– Голубушка, – вздохнул Пирогов, – ну зачем вы так? Мы с вами давно на службе, хорошо друг друга знаем... Не мешайте мне, хорошо? Ваш, не в обиду вам будь сказано, авантюризм, конечно, великолепен, но мы последовали вашему плану, а в результате получили одни осложнения. – Он покачал головой. – У мерзавца Рубинштейна такие высокие покровители, особенно из числа дам... Да и гости – кокотки, шулера и прочая canaille [53] – тоже не преминут нажаловаться куда следует. Еще и в газетах пропечатать могут...
– Ах, какой ужас... – вздохнула Амалия с фальшивым сожалением в голосе.
Пирогов покосился на нее и почему-то побагровел.
– Не подумайте, что я вам не признателен, Амалия Константиновна. Напротив, очень даже благодарен... – Он поглядел на часы и выразительно кашлянул, напомнив мне тем самым Григория Никаноровича, который всегда так делал, когда хотел избавиться от докучного просителя. – Простите великодушно, госпожа баронесса, дела... Мне еще надо распорядиться...
– Конечно-конечно, Аркадий Сергеевич... Кстати, что там насчет Леманна?
– О Леманне можете не беспокоиться, – отозвался Пирогов. – Он должен был уехать на одном поезде с Фридой, но она опоздала из-за плохой дороги, так что он отправился один. Подумал, вероятно: все равно они с ней потом встретятся, а время на вес золота. Да и мои молодцы наверняка его уже взяли.
– Вы им сказали, чтобы они были с ним осторожны?
– Ну разумеется, госпожа баронесса! А сейчас простите, я должен спешить...
Пирогов поклонился на прощание, еще раз повторил, что ценит, уважает и помнит, и был таков. Амалия поглядела на меня и улыбнулась.
– Да, не так я хотела закончить это дело... Вы что-то хотите у меня спросить?
– Да, – ответил я. – Кто такой Таубе? Вы хотели послать за ним, чтобы он открыл сейф.
Лицо баронессы посерьезнело.
– А вы никому не скажете?
– Слово дворянина!
– Таубе – человек, который видел живьем еще государя Павла Петровича, – сказала Амалия. – Ему девяносто два года, и он уже давно не работает в нашей службе, хотя с ним иногда советуются по поводу некоторых вопросов. Обычно за ним посылают, когда дело совсем не ладится. – И она улыбнулась. – Куда вы теперь намерены отправиться, Аполлинер?
– Не знаю, – откровенно признался я. – Наверное, в гостиницу... По правде говоря, я немного устал.
– Ну зачем же в гостиницу? – возразила баронесса. – Вы вполне можете переночевать у меня в особняке... Так даже удобнее – вас там никто не потревожит. Заодно расскажете мне, как продвигается расследование убийства у Веневитиновых.
– Двух убийств, – поправил я. – Второй жертвой оказался учитель верховой езды Головинский.
– Двух? Ах, щучья холера... – Амалия поморщилась, как от физической боли. – Зря я тогда уехала оттуда. Конечно, чертежи были важнее, но, скажу вам откровенно, Веневитиновы очень меня беспокоят... Так что у них произошло?
Мы взяли извозчика, и экипаж покатил вдоль по набережной. Пока ехали, я успел рассказать Амалии все, что знал. Она слушала меня, задумчиво щуря глаза, а как только я закончил, вздохнула и сняла с головы черный парик вместе со шпильками.
– Чертовски утомительно было все время таскать его на себе, – усмехнулась она, пряча парик и стягивая сеточку, державшую ее настоящие волосы. Несколькими движениями поправила прическу.
Забыв о Веневитиновых, я смотрел на нее во все глаза.
– Что такое? – подняла брови моя спутница.
– Так и думал, что вы блондинка, – пробормотал я. – То есть... простите... просто ваши духи...
Тут я окончательно сконфузился и почел за лучшее умолкнуть. Но Амалия настаивала, и мне пришлось рассказать, почему я так сказал.
– Честно говоря, об этой детали я не подумала, – призналась она. – Стало быть, по-вашему, светловолосые предпочитают легкие запахи, брюнетки – тяжелые, а рыжие – яркие и резкие? Весьма условное утверждение, по правде говоря. Хотя на будущее нужно будет учесть ваше замечание, – прибавила она с загадочной улыбкой.
Карета остановилась, и мы вышли. Я хотел заплатить извозчику, но он отказался взять деньги, объяснив, что ему уже уплачено. Я не стал спорить и зашагал вслед за баронессой. Дверь отворил старый слуга.
– Здравствуй, Яков... Все наши дома?
Слуга неодобрительно поджал губы.
– Аделаида Станиславовна и Михаил Александрович почивают-с, – доложил он. – А Казимир Станиславович в клубе. Небось вистует, – горько добавил он.
– А, ну ладно, неважно, – отозвалась Амалия. – Со мной господин Марсильяк, он помогал мне по работе и сегодня переночует у нас. Кстати, Яков: любые пожелания гостя выполнять беспрекословно! Хорошо?
– Обижаете, Амалия Константиновна! – с достоинством ответил слуга. – Мы, почитай, не пришлые какие– нибудь, понимаем... Мы в семье уже столько лет, что и молвить боязно. Еще от дедушки вашего мух отгоняли...
Амалия рассеянно кивнула и стала подниматься по
