мне, как маленькому:
– Карточки Петруши... мальчика... в альбоме ни одной нет. Вам не кажется это странным? Если ради сына она не поколебалась пойти на убийство, то... как же может быть, чтобы она не хранила его карточек?
– В самом деле, – согласился я. – Может быть, они лежали отдельно, в каком-нибудь другом месте?
– То-то и оно, – с досадой ответила Амалия. – Я обыскала всю комнату, но ничего не нашла. Какие-то счета из прачечной, старые афиши, несколько писем от первого мужа, два лотерейных билета... Но фотографий сына нет.
– Может быть, их просто не успели сделать? – предположил я.
– Может быть. – Амалия поморщилась. – Хотя такое мне трудно понять. Ведь даже снимок имения она сохранила.
Мы в молчании уставились друг на друга.
– И что вы теперь думаете? – спросил я наконец.
– Я думаю, – с досадой ответила Амалия, – что мы слишком мало знаем о том деле, с которого все началось.
– Вы имеете в виду убийство Петруши?
– Совершенно верно. А потому я собираюсь поехать в Ревякино и все как следует разузнать. Может быть, живы еще какие-то участники тех событий... Во всяком случае, стоит попытаться.
– То убийство произошло четверть века тому назад, – напомнил я. – Слишком долгий срок, Амалия Константиновна.
– Нет, мой дорогой, – возразила баронесса, поднимаясь с места. – Дело было шумное, лакомое для провинции. Оно обсуждалось не раз и даже не тысячу раз, след таких дел в глуши сохраняется на долгие годы. Это вам не столица, где самое громкое разорение забывается на следующий день.
Лично я считал, что поездка в Ревякино нам мало что даст. Однако, как выяснилось из последующих событий, заблуждался.
Старый дом был все так же прекрасен, как и много лет тому назад – несмотря на то, что хозяйственных пристроек и всевозможных уродливых флигелей стало еще больше. Зато неподалеку от усадьбы был отрыт пруд, и было видно, как возле дна шныряют шустрые маленькие рыбки.
Я представился новому владельцу Ревякина, довольно молодому человеку, который, как оказалось, недавно женился. Он сказал, что усадьбу эту приобрел еще его отец.
– А кто-нибудь в округе помнит старых хозяев? – спросил я. – Мы ищем людей, которые бы знали их лично.
Молодой человек подумал немного и ответил, что вряд ли сможет нам помочь. Кажется, в деревне жила старая нянька Аннушки Маркеловой, но старуха уже лет пять как умерла. Прочие слуги разбрелись кто куда, и их судьбой он не слишком интересовался.
– Полагаю, вам лучше спросить у священника, отца Якова... А я, к сожалению... – И он конфузливо развел руками.
Я поблагодарил его, и мы с Амалией удалились. У дверей хозяин окликнул нас и пригласил поужинать позже у него, если мы не успеем вернуться на станцию.
– Если хотите, можете переночевать у нас... – с улыбкой добавил он. – Моя жена будет очень рада. В наших местах редко попадаются образованные люди.
Амалия поблагодарила за любезное приглашение и сказала, что мы, возможно, воспользуемся им, после чего мы отправились искать священника. Тут, признаться, нам повезло куда больше, потому что отцу Якову было около шестидесяти, и он отлично помнил те давние события.
– Тягостное дело, сударь... – вздохнул священник. – И самое главное, Анна ведь тогда еще ребенок была, а так запиралась – чисто закоренелая преступница... Но надолго ее не хватило, и когда отец стал на нее кричать, во всем созналась... Она-то говорила, что хотела только поиграть с братцем, да кто же так играет-то... Самое нехорошее, сударь, так это то, что раскаяния в ней не было ни капли. Через день после похорон девочка играла и веселилась как ни в чем не бывало... А отец ее вскоре слег, да и не оправился от такого удара...
– А кто именно первым понял, что имело место убийство, доктор? – спросила Амалия.
– Доктор Ястребов, да... Он потом перебрался в Тверь, а года три назад умер. Марья Петровна хотела, чтобы на суде он говорил в ее пользу... Говорят, деньги ему большие посулила, ну да полковник, дядя Анны, дал еще больше... Вот он и заявил, что никакого убийства не было. Да и отец Анны, когда все открылось... не мог же он тогда родного ребенка выдать... Но все равно все вокруг знали, что случилось. Знали – но помалкивали... А Марья Петровна уехала потом. Куда – не знаю... И что с ней сталось, тоже не ведаю.
– Она была заботливой матерью? – спросил я.
– Она-то? Конечно, как же иначе... Петруша ведь ее сын был.
– Да, конечно... Он родился здесь, в усадьбе?
– Нет, в Твери, там доктора получше. А у доктора Ястребова однажды роженица умерла... Марья Петровна и сказала, что не будет здесь рожать.
– А правда, что Маркелов женился на ней только после того, как она родила ему сына? – осведомилась Амалия.
– Ох, правда... Пытался я его вразумить, мол, нехорошо он все-таки поступает... но Лев Сергеевич уперся и ни в какую. Так и настоял на своем... Ну а что вышло? Так, что хуже и не придумаешь...
Амалия поблагодарила священника, и мы удалились.
– Похоже, что ничего нового мы так и не узнали, – проворчал я.
– Терпение, Аполлинер, терпение, – отозвалась Амалия. – Есть у меня одна мысль... – Она заметила кладбищенские кресты и остановилась как вкопанная. – Правда, это пока не мысль, а так, подозрение... Интересно, где его похоронили?
– Мальчика? – спросил я.
– Похоже, здесь господское кладбище, – отозвалась Амалия, не слушая меня. – Идем!
И мы двинулись вперед по дорожке, извивающейся между могилами. Когда-то кладбище было довольно богатое, ухоженное, но время и нерадение живых сделали свое. На надписях облупилась позолота, мрамор надгробий искрошился, некоторые кресты покосились, а земля поросла травой и репейником, над которым гудели пчелы.
– Мое почтение!
Как из-под земли, перед нами вырос худой сутулый субъект с запавшими глазами и торчащими скулами. Он заложил руки за спину и поклонился как-то в сторону, косясь одним глазом на мою спутницу.
– Вы кто такой? – неприятно пораженный, спросил у него я.
– Я? Никодим, сторож местный, – удивленно ответил субъект. – Мальчишек гоняю, а то они повадились на кладбище играть, супостаты... Отец Яков этого страсть как не любит. А еще я певчий, на клиросе пою, – зачем-то прибавил субъект. – Отец Яков говорит, у меня голос хороший...
– Мы ищем могилу Петруши Маркелова, – вступила в беседу Амалия, доставая монету. – Она здесь?
Никодим покосился на монету, кашлянул и приосанился.
– А как же, сударыня... Всенепременно. Вы имеете в виду того мальчонку, которого сестрица задавила? Да тут он лежит, куда ж денется...
Болтая всякий вздор, он провел нас между могил к небольшому надгробию с художественно исполненной фигурой плачущего ангела. Вокруг могилы все поросло травой, и я заметил, как Амалия поморщилась, будто от физической боли.
– Может быть, уйдем? – тревожно предложил я. – Боюсь, здесь мы уже ничего не узнаем...
– Кто-нибудь присматривает за могилами? – спросила Амалия, не глядя на сторожа.
– Я, – осклабился Никодим и зачем-то сдернул с головы свой кургузый картуз.
– А кто-нибудь сюда приходит вообще? Господа какие-нибудь... – пояснила моя спутница, видя, что сторож находится в недоумении.
– Господа? Ну, инженер тут как-то был, который к ревякинским господам в гости заезжал... Он дорогу перепутал и ругамшись сильно, потому как сказал, что кладбищ вообще не любит. Чудак, ведь сам же однажды там окажется... – Рожа Никодима расплылась в широкой улыбке. – Помещик один проезжал мимо, господин Парфенов... Он прежним господам родственник дальний, – пояснил сторож. – Тоже посетовал на запустение. Посетовал, значит, и дальше себе отправился...
Старик умолк. Амалия стояла, хмуро глядя перед собой. Наконец нагнулась и сорвала вьюнки, которые облепили надгробие и скрывали часть надписи. Прочитала вслух:
– «Покойся с миром». Что ж...
– Не понимаю... – Я покосился на Никодима и продолжил по-французски: – У вас есть какие-то подозрения? Какие?
– Не говорите глупостей, – с непонятным раздражением оборвала меня Амалия. – Все дело в фотографиях, поймите! Если женщина не хранила фотографий своего ребенка, значит, она им не дорожила. А раз не дорожила, зачем ей кого-то убивать? А вот отец...
– Какой еще отец?
– Отец ребенка, конечно!
Я в остолбенении уставился на баронессу.
– Амалия... Но ведь он давно умер!
– Марсильяк, иногда вы меня просто бесите своей непонятливостью, – уже сердито сказала моя собеседница. – Кто вам сказал, что Лев Сергеевич Маркелов обязательно должен быть отцом ребенка?
– Но... но... – Я искал слова и не находил.
– В конце концов, кем была Киселева? Артисткой! Сами знаете, какие в той среде нравы... Предположим, у нее был любовник, она забеременела... И тут подвернулся болван Маркелов со своей навязчивой идеей иметь наследника. Вспомните, что нам сказал священник... Где были роды? В Твери! По правде говоря, я не удивлюсь, если любовник в тот момент находился где-то поблизости... А в усадьбе было бы гораздо труднее объяснить присутствие постороннего человека.
– Значит, вы думаете, – медленно проговорил я, – что убийца не мать, а отец?
– Ну да! Тогда бы объяснялся разрыв во времени, который меня беспокоит, – отозвалась Амалия. – Столько лет прошло... Почему? Почему было не отомстить сразу же, скажу еще грубее – не избавиться от Аннушки немедленно, и отомстив, и убрав одновременно претендентку на наследство? Вот как вы это понимаете?
– А вы?
Амалия пожала плечами:
– Если у Петруши был другой отец, то он вряд ли был богат. Что, если ему пришлось куда-то уехать зарабатывать деньги? А
