Рифмуется с радостью

мы голодали! ну и пусть, у нашего поколения другие идеалы, они презирают нас, а мы презираем их, легкомысленных и беззаботных. «Молодежь ужасна, – шутила Ф.Г. Раневская (1896 – 1984), – а самое ужасное, что мы к ней не принадлежим!». Но ведь, если разобраться, на самые важные вещи – любовь, радость, боль, одиночество – старики и молодежь смотрят одинаково, поэтому сострадание должно быть взаимным: молодым тоже совсем не легко.

Интеллигенты, оказавшись в лагерях, попадали в условия, способствовавшие отупению и надлому психики: монотонный режим, голод, холод, грубость окружения и раздумья о собственной невинно растоптанной судьбе порождали апатию и отчаяние. Отказываясь погибать бездумно и покорно, они стремились сохранить умственную энергию и память; повсюду возникали своеобразные тюремные университеты, в которых образованные люди делились знаниями, в форме докладов, каждый по своей специальности.

А.И. Солженицын в «Архипелаге» поведал о лекциях в камере Бутырской тюрьмы; Н.В. Тимофеев- Ресовский, одновременно сидевший в той же камере, называл этот обмен знаниями коллоквием. Б.В. Раушенбах в заключении (1942 – 44) посещал подобный лекторий с шуточным названием «Академия кирпичного завода»; он навсегда запомнил блестящие лекции по французской литературе XVIII века, по минералогии, археологии, сам рассказывал о будущих космических полетах, в которых впоследствии принимал непосредственное участие как теоретик. Н.И. Вавилов в камере смертников Саратовской тюрьмы читал лекции по биологии, генетике, растениеводству. Н.М. Любимов, будущий переводчик и писатель, исполнял в Бутырках (1933) обязанности библиотекаря и расширил их: вечерами читал лекции по русской литературе и предлагал другим выступать со стихами или юмористическими рассказами. В конце 60-х в Потьме политические по кругу читали стихи Н. Гумилева; конечно, благодаря «высоким материям» удавалось на какое-то время, пускай мысленно, вырваться из ада.

Одна умная старушка приучилась в трудных ситуациях воображать себя в лагере; отец, бывший зэк, поделился с ней наблюдением: там лучше других адаптировались обладатели огромных, например 25-летних, сроков: они не ждали освобождения и вынужденно приспосабливались к условиям зоны, где не то чтоб надеялись выжить, но желали сохранить в нечеловеческих обстоятельствах человеческое лицо. Это, может быть, сильнейшее испытание для души: заставить себя забыть о будущем – все равно что не думать про пресловутых белых обезьян.ебя пытание для души: забыть

Старость в каком-то отношении сравнима с зоной, ну хотя бы в смысле невольного ограничения свободы, однообразия быта и постоянной опасности впасть в уныние, тут и пригождаются накопленные за жизнь отвлекающие от тоскливых размышлений интересы. Академик И.Л. Кнунянц (1906 – 1990), химик-органик, реставрировал старинные полотна; академик А.Б. Мигдал (1911 – 1991), специалист по сверхпроводимости, увлекался скульптурой, резьбой по дереву и камню, альпинизмом, катался на горных и водных лыжах, снял первый в стране подводный фильм. Б.В. Раушенбах писал книги, занимался теорией живописи, средневековой литературой Китая, культурой древнего Египта, математическими аспектами кровообращения. Интерес к перспективе в живописи привел его к иконе, Православию и богословским проблемам.

Те, кому сейчас за 70, составляли когда-то «самый читающий народ в мире», смолоду навыкли хорошему чтению и не станут изнывать от скуки в старости; как сказал один писатель, в России человек уже двести лет одиноким не бывает, у него есть Пушкин, который, если что, и утешит, и рассмешит, и обрадует.бытую со венсию пенсию, аплодисменты, нуждается в них, как в наркотике, и за модой и : одаренный ученый ' Александра Д. с самого выхода на пенсию собиралась перечитать классику, совсем забытую со школьных времен, а также приступить наконец к сложным авторам – Камю, Джойсу, Прусту, но, как многие, отвлекается на легкое, что само, без усилий, ложится в голову: газеты, журналы, детективы, от которых проку столько же, сколько от жвачки, ну разве на минутку отвлекают от тягот бытия. Умные или, скажем, китайские книги, которые пытается осилить Вера Л., требуют напряжения, зато дают чувство удовлетворения и доставляют благотворные переживания, освежая и облагораживая душу.

к оглавлению

У старости есть собственная доблесть

Высокие представления о себе понижаются

взглядом в зеркало

немощью старости,

задержкой дыханья в надежде, что боль

не вернется.

Чеслав Милош[60].

В Мичиганском университете провели интересный эксперимент: трем возрастным группам – молодым (от 25 до 40), зрелым (до 60) и пожилым предложили тесты с вариантами преодоления разных конфликтов; старики выбрали мягкие, компромиссные, здравые решения. Американцы сделали вывод о мудрости, которая обязательно приходит с возрастом; однако уместнее, по-видимому, считать причиной естественное смирение старости. П.А. Вяземский любил цитировать чудесные строки забытого сейчас поэта XVIII века Озерова:

Но жизни перейдя волнуемое поле,

Стал мене пылок я и жалостлив стал боле.

Юрий М. в свои 62 очень старался сохранять форму, по утрам принимал контрастный душ, бегал, посещал бассейн, ел в соответствии с кремлевской диетой исключительно свежие овощи и мясо, казалось, самочувствие и здоровье в норме. И вдруг как удар в лицо: «дед, где тут винный магазин?». И сразу обмяк, действительно сдал, ослаб, устал делать вид, что еще бодр и свеж. Старость почему-то настигает внезапно, даже тех, кто пытался вообразить ее, прикидывал на себя смолоду, но в душе страшась и отметая. Почему и скрывают возраст: старым или / и больным быть не просто уродливо,