Короткие мои волосы встали дыбом, сердце бешено колотилось, а безумный Чмырь раскачивал тележку в продольном направлении, и она громыхала и дребезжала и билась на неисповедимых путях Господних вместе с ним.
И вдруг — мог ли я или его мучители предположить такое — тележка сорвалась с узкой эстакады и свалилась вниз.
Я уже давно находился в рабочем ритме, но думаю, что и дёртикам, наблюдавшим вместе со мной, показалось, что Чмырь падал целую вечность. Колёса металлического катафалка медленно задирались вверх, Чмырь должен был упасть лицом вниз. У него ещё оставался шанс, но он не мог придти в момент его падения на руки и на ноги, как кошка — на четыре лапы, потому что его выпрямленные, сомкнутые ноги и лежавшие по швам руки были намертво приторочены проволокой к тележке.
Мокрый, сочный хруст — словно гнилой арбуз упал на асфальт — и от чудовищного «сандерклэпа» в висок, которым Чмыръ отправлял на тот свет ни в чём не повинных кукол и который теперь нанёс ему жёсткий бетонный пол, его мозги разлетелись в стороны.
Я непроизвольно крякнул в этот момент, весь поджался и закусил губы. Я так и не пустил в ход свой «спиттлер», не найдя в себе сил привести к полному финишу чёрномундирных головорезов во главе с Индюком.
А Чмырь, спасшись от мучительной смерти на медленном огне, лежал на полу — наконец-то свободный. Избежав одной смерти, он нашёл себе другую, более лёгкую, оставив Индюка с носом.
Но я обманулся и в третий раз. Услышанные мною последующие реплики дёртиков раскрыли мне глаза на только что происшедший и казавшийся случайным эпизод.
Мастэд, повернув рычаг, опустил заслонку печи и, плотоядно улыбаясь и потирая руки, радостно проговорил:
— Ну, джен-тель-ме-ны, я выиграл пари. Гоните монету. Я ведь вам говорил, что он не доедет.
— Ничего не поделаешь, — притворно сокрушился Индюк, — придется платить. Хотя ты спугнул его, ты слишком увлёкся, играя заслонкой, — и нарушил чистоту эксперимента.
Так вот оно что! Беспредельная, иезуитская жестокость дёртиков потрясла меня. А я никак не мог понять сначала, зачем так высоко от пола находилась наклонная плоскость эстакады — ведь поднимать тележку с человеком на такую высоту очень неудобно. Безусловно, всё это было сделано специально. Мученик, прикрученный к тележке, попадал в положение «уловки двадцать два»: в любом случае — сумел бы он сорвать тележку или нет — его всё равно ожидала смерть. И дёртики, зная это, цинично развлекались, заключая пари. В данном случае атлетический Чмырь в буквальном и фигуральном смысле сумел «слететь с катушек», не доехав до печки, и Мастэд, ставивший на это, выиграл.
— Да, на этот раз мы с Такикоком проиграли, — покачал головой Блэкбёрд. — Но у нас ещё есть шанс отыграться сегодня. Вы, надеюсь, не забыли о «кукле-убийце»? И раз ты, Мастэд, победил в первом заезде — тебе по традиции и идти за этой вонючей куклой. А мы пока выкурим по сигарете и отдохнём.
— Ну конечно, сейчас схожу, — отозвался довольный Мастэд. — Но затаскивать салазки на горку придётся вам самим, если, конечно, не захотите приплатить. По традиции.
— Договорились, Мастэд, — добродушно согласился Индюк. — Мы с Блэкбёрдом сделаем это, потешим тебя. Только прошу, не копайся. Мы ждём.
Мастэд вышел, и они спокойно задымили сигаретами. Минут через пять-семь отворилась дверь и, втолкнув в бункер спутанную по рукам и ногам куклу, Мастэд переступил порог вслед за ней.
Я вгляделся в лицо человека и узнал… Роки Рэкуна. Но я уже находился после всего увиденного тут в таком состоянии, что почти не удивился. Видимо, Роки всё-таки не выдержал и привёл кого-то из боевиков дёртиков на плацу к полному финишу, хотя всегда боялся быть обречённым на пытки, полагавшиеся за это кукле. Но он убил хотя бы одного негодяя, он сделал это, переломил себя. Видно, сердце не выдержало.
Видит Бог — я, как и каждый нормальный человек, не любил убивать. Но сейчас, сжимая тёплую рифлёную рукоятку «спиттлера», твёрдо решил привести этих трёх собиравшихся мучить Роки гадов к полному финишу, чего бы мне это ни стоило.
Дырки в крышке люка были достаточно велики, чтобы стрелять через них не только из «спиттлера», но и из тупорылого «пиггиса». Правда, приходилось смотреть в одно отверстие, а стрелять из другого — не слишком выгодная позиция, но выбирать не приходилось: если я стану открывать люк, то сразу подставлю себя. Ждать больше становилось невыносимо. Я не хотел и не мог позволить издеваться над Роки.
«Когда я держу тебя в руках», — палец плавно нажал на спусковой крючок, и Индюк с пробитым сердцем повалился замертво, выпустив изо рта вонючую сигарету.
«И ощущаю свой палец на твоём спусковом крючке», — вторая пуля настигла Блэкбёрда, который заскрёбся о вертикальную стенку эстакады, обдирая лицо о корявый бетон.
Мастэд хотел прикрыть себя куклой, но сметливый и ловкий учитель физкультуры бросился на пол лицом вниз, быстро оценив ситуацию и совершив максимально возможное в своём сложном, со связанными руками и ногами, положении.
Однако Мастэд мгновенно выхватил револьвер и выстрелил Роки в затылок.
«Я знаю, что никто не посмеет обидеть меня», — но моя третья пуля только задела руку рыжей скотины.
Он ещё успел выстрелить в сторону люка слабеющей рукой, пятясь к двери.
«Потому что счастье — это тёплый пистолет», — четвёртая и последняя пуля, выплюнутая «спиттлером», обозначила на веснушчатом лбу рыжего Мастэда крупную «индийскую родинку», и пятый за последние двадцать минут труп распластался на нечистом бетонном полу бункера.
Всё-таки этот рыжий гад заставил потратить на себя две пули. Если бы я стрелял из открытого люка, то никогда бы не позволил себе промахнуться. Из-за моей самоуверенности и непрофессионализма погиб Роки Рэкун. Прости меня, Роки, прости.
Я переждал свою традиционную минуту, потом повернул язычки запоров, распахнул крышку люка и мягко спрыгнул на пол.
Стараясь не испачкать обувь, чтобы потом не наследить, осмотрел лежавших и убедился в том, что все они пришли к полному финишу. Потом обыскал Индюка, Блэкбёрда и Мастэда, но ничего, кроме тривиальной чепухи и оружия, в их карманах не нашёл. Тележку с Чмырём переворачивать не стал: ясно, что перед казнью его содержали в заточении, и карманы его, следовательно, пусты. То же самое относилось и к Роки.
Держа наготове пистолет, я подошёл к двери, прислушался и, открыв её, попал в тамбур или в «предбанник».
Слева и прямо передо мной находились ещё две двери. Я метнулся к левой, тихонько приоткрыл её и увидел длинный и широкий, полутёмный коридор. Закрыв дверь и заперев её на имевшийся с внутренней стороны замок, бросился к другой.
Отворив её пинком ноги, я вступил в небольшой «кабинет», в котором стояли лишь стол с телефоном, пара стульев и узкий шкаф.
Сунувшись в шкаф, я обнаружил в нём болтавшийся на вешалке невзрачный плащ и лежавшую на полке мятую шляпу. А в углу увидел тёмный плоский портфельчик. Почти не надеясь на попадание, я. заглянул внутрь него и удовлетворённо хмыкнул: там среди прочего хлама лежал небольшой складной зонтик. Именно с этим зонтиком и с этим портфелем, вероятно, подкараулил доктора Хаббла Индюк, когда тот переходил мост, направляясь пообедать в кафе. На всякий случай я не стал ни вынимать зонт из портфеля, ни трогать его, решив предоставить это парням из нашего Технического Отдела. Я сунул в портфель плащ со шляпой, обмотал его своей накидкой и быстренько закрепил с помощью имевшихся у меня ремней и лямок к спине наподобие ранца.
Подойдя к столу, выдвинул ящик, и глаза мои встретились с глазами пожилого человека на фотографическом портрете. Огромный, почти полностью лысый череп мозгляка, неровно подстриженные усы, бородка клинышком, глубокие лучи морщин у глаз со стороны висков, мрачный, нехороший взгляд и широкий, в горошек, галстук, повязанный нелепым узлом — точно такой же портрет наблюдал я на экране спецблока своего теперь «засахарившегося» звездолёта на пути к «Платинум сити».
Ну конечно же, на фотографии был запечатлен профессор Джестер Дёрти — если верить рассказу Роки, уже давно покойник.
В глубине ящика лежал старомодный лэнгвидж, большой и плоский, как коробка из-под конфет.
