моё недомогание виделось пустяком. Из-за своей щепетильности, не желая беспокоить товарища, я не предложил ему перейти в «шевроле», и теперь до самого Паппетстринга вынужден был мучиться в корабле Кэса Чея. Я не решился «тестировать» Мэттью на этот счёт: всё равно боли от нанесённых ему тяжёлых травм рук замаскировали бы ощущения, вызываемые полем злобы Кэса Чея. Да я и так знал, что он его не чувствует. В отличие от меня и от неизвестных мне других людей, человекоподобных и нелюдей, когда-то «убивших» Кэса Чея. В отличие от меня, «мировая линия» которого прошла через судьбу Кэса Чея и Казимира. В отличие от меня, посвящённого в их тайны, Мэтт Пепельной был ловчее меня. Но даже не лишись он обеих рук, не смог бы погубить Кэса Чея. Это мог сделать только я, «помазанный» и благословленный Казимиром, муки которого я наблюдал и разделил. Как Казимир, подключённый через Кэса Чея к его внешнему сердцу, к нему, вероятно, был подключен, пусть незримым и тонюсеньким «проводком», и я…
…Послеанабиозное «утро» выдалось хмурым. Я машинально исполнил гигиенический ритуал, уделив особое внимание тщательному бритью, словно собирался не в лес, а на доклад к Шефу. Подняв Мэттью Пепельного, помог совершить ему утренний туалет, а потом сообразил лёгкий завтрак.
Встали мы оба не с той ноги, оба были встрёпаны, хмуры и молчаливы и смотрели друг на друга как пассажиры ночного поезда, разбуженные слишком ранним утром на подходе к пункту назначения. Меня сильно донимала так и не прошедшая тошнота.
Допив кофе, я стал собираться в путь. Приготовив для Мэтта кое-какой еды, которую он мог бы запихнуть в себя, обходясь без рук, а также сосуд с питьем, снабженный трубочкой-насадкой для отсоса и кое-какие медицинские таблетки, облачился в скаф и сказал ему:
— Разложи кресло и лежи. Давай условимся. Я могу обернуться и за шесть часов, но пусть будет двенадцать. Но в тех местах на Паппетстринге, куда я собираюсь садиться, сейчас уже поздняя осень. С учётом того, что на момент посадки может придтись начало ночи, кладу на всё про всё двадцать четыре часа. Если через это время я не пристыкуюсь к «бьюику», ты должен идти к Земле. Программа введена, кнопку можешь нажать носом. Вот с анабиозом тебе придется попотеть, но программа сработает с задержкой и, уверен, ты достигнешь Земли. Но я постараюсь вернуться вовремя.
— Бросил бы ты пока это дело, Айвэн. Всегда всё хочешь сделать сам, бродяга…
— Как и ты, как и ты, Мэтт.
— Если даже поверить во всю эту чушь, что ты рассказал мне перед сном, то все равно, стоит ли так спешить? Вернулись бы домой, а потом ты пошел бы по Кэс Чееву смерть с подстраховкой наших ребят.
— Мэтт, очень сложно объяснить, почему нужно так торопиться. Но торопиться нужно. Я и сам толком не понимаю, как скажется закрытие пространственного тоннеля на судьбе Кэса Чея. Эта задача мне не по зубам. Я могу лишь по-дилетантски поставить вопросы, а отвечают на них пусть высоколобые на Земле — кстати, твои слова. Извини, но сейчас, идя на «дело», не хочу наживать мозговую грыжу и не хочу, чтобы её заработал ты. — Я закончил надевать скаф и стоял перед Мэттом с открытым забралом.
— Я бы сам мог подстраховать тебя, Айвэн.
— Жди меня в машине. Помнишь?
…Сегодня мечта золотая сбылась!
— Ох, смотри, бродяга, — сказал Мэттью Пепельной. — Я возвращаюсь без рук, а ты можешь не сносить головы. Тогда мозговой грыже не на чем будет обосноваться.
— Смотри, накаркаешь. Да, лэнгвидж свой я оставлю здесь. Чтобы не скучать, можешь прослушать мою беседу с Казимиром. Другие разговоры я не записывал: уж очень свистели пули и трещали челюсти, и записи бы не получились.
— Предстартовый невроз? — задал риторический вопрос Мэтт, глядя мне в глаза.
— А как же, сам должен понимать.
— Давай-ка свои координаты, бродяга. Где тебя искать на Паппетстринге, если что?
— Ну, ты прекрасно должен представлять, где это. Несколько миль южнее тренировочного городка с куклами, где мы с тобой встретились, помнишь?
— Не забыл ещё.
— Да, как такое забудешь. Ну вот. Там, в лесу, есть большая прямоугольная, что ли, поляна не поляна, поле не поле. Ты знаешь: на Паппетстринге деревья — почти как у нас на Земле в средней полосе, и вокруг этой поляны нечто вроде берёз растет, вся она как бы окружена «берёзовыми» ополицами. А примерно в центре её — огромное кряжистое дерево, вылитый наш дуб. Когда я маялся без звездолёта, то, бродя по лесу, приметил эту поляну, но в то время не заинтересовался ею. Вот туда я и направляюсь сейчас, Мэтт.
— Ты меня немного успокоил, Айвэн. Лес тот мёртвый, скучный. Туда никто не заглядывает.
— Вот, вот. Думаю, что обойдёмся без «если что».
— Ну, ни пуха, ни пера, Гуттаперчевая душа!
— К чёрту! — откликнулся я и, защёлкнув забрало, пошёл на выход.
Оказавшись в своем звездолёте, я сразу почувствовал себя значительно лучше, а, освободившись от скафа (чужого!), окончательно пришёл в норму. Заняв пилотское кресло, с привычным «вперёд — и выше!» направил корабль к Паппетстрингу, моля Бога, чтобы прибыть туда к концу ночи, перед рассветом. Я лицемерил Мэтту, говоря, что перед «хаджем» не хочу наживать мозговую грыжу. На самом деле я все время думал над задачей, вставшей передо мной после того, как понял, что дни межпространственного тоннеля сочтены.
В который раз я убеждался, что задача, которую ставит вам начальство, не может быть до конца понятна ему самому. Вы должны сначала помочь вашему шефу сформулировать то, что он желает от вас, использовав ваш опыт и интуицию. И потом, — и в процессе работы по заданию, и в момент подведения итогов, — он знает меньше вашего. И в первом, и во втором случаях начальство знает меньше потому, что задание-то выполняли и выполнили вы, а не оно. А во втором ещё и потому, что иногда в конце вы докладываете о выполнении не того, что требовало ваше начальство, а о решении той задачи, которую вы заново уяснили и поставили себе в процессе работы, переформулировав и переосмыслив старую в связи с открывшимися неизвестными обстоятельствами. Это мое теперешнее задание явилось яркой иллюстрацией моей доморощенной теорийки.
Сейчас я молил Бога не о том, чтобы закрылся тоннель, а о том, чтобы он оставался открытым в течение времени, которое я положил себе на то, чтобы уничтожить яйцо со смертью Кэса Чея. Наличие у Кэса Чея внешнего сердца, яйца, и явилось вновь открывшимся, не известным ни мне, ни Шефу обстоятельством, многое перевернувшим с ног на голову. Я пытался решить непосильную задачу. Задачу с тоннелем, Кэсом Чеем и его внешним сердцем. Летя к Паппетстрингу, я анализировал три основных возможных варианта.
Первый, самый простой вариант. Предположим, что когда я уничтожаю яйцо, Кэс Чей находится в нашей Вселенной. Тогда он, безусловно, погибает.
Второй. Предположим, Кэс Чей — на том берегу, а тоннель открыт. Я уничтожаю яйцо. Означает ли это, что Кэс Чей умрет? Интуиция мне, дилетанту, подсказывала, что в этом случае Кэс должен погибнуть.
