Вообще-то чтобы определить этаж, откуда вылетел стенд, большого ума не требовалось - написано же, что четвёртый курс. Но Ольшанский задрал голову, и водя пальцем в небе и медленно шевеля губами, показывал нижним чинам, что проводит немыслимые по сложности логические расчёты. Наконец Пиночет изрёк: 'Видать с четвёртого этажа, с третьей от угла, комнаты'. Ну да, единственная комната, где окно открыто. Капитан, прапор и сержанты со всех ног бросились на Факультет и уже через секунды загрохотали сапогами по лестницам к месту преступления. Если обычний вид комнат нашего общежития именовался бардаком, то тут были последствия ядрной войны. Стол перевернут, тумбочки на боку, на полу разбросаны сигаретные окурки. Две кровати сдвинуты и на них спит не соответствующее регламенту количество человек - поперёк лежат трое. А вот матрас с третьей кровати пуст, но почему-то стянут на пол.
Грозный вопль Рекса, истошный визг Пиночета и тяжелое сопение сержантов нас разбудили в секунду. Рассудок от остаточного алкоголя, в наших организмах уже порядком перебродившего в ацетальдегид, соображал плохо, голова расскалывалась. Самое интересное, что ни Ксюжены, ни Сива, ни пустых бутылок в комнате не было. Кое-какую информацию сразу выдал старшина 'чилийцев' по прозвищу Клитор: 'Товарышш капытан! У ци хлопци, шо з четвэртого, усю ничь туды-сюды бигалы, та й писни спывалы. Я йим говорыв, алы им усё до сраци - мабуть пьяни булы'. Пригрозив военным трибуналом за дачу заведомо ложных показаний, Пиночет начал допрос. Имея фамилию весьма польскую, выговор у него был почему-то татарский, а склад ума вообще каких-то народов севера. Вообще-то он был ужасно глупый капитан и допрашивал нас всех сразу. Мы глядели друг другу в рот и говорили самые безопасные варианты.
- Почему на подоконнике пыл?!
- Какой такой пыл, товщ капитан?
- Ни 'какой', а 'какая'! Пыл это гряз!
-А-а-а... Э-э-э... За ночь налетела, товарищ капитан! (Вот уж действительно актуальный вопрос по ситуации).
- Почему окно открыто?
- Виноваты, товарищ капитан, нарушив Устав и 'Правила Проживания' мы вчера курили в комнате. Ну и как положено после этого открыли окошко,чтобы проветрить. Стало холодно, вот мы и сдвинули койки! Нет, мы не голубые, просто втроём на двух койках да ещё поперёк намного теплее.
- Почему матрас валяется?
- М-м-м... Вымораживали возможных клопов!
- У кого вчера был праздник?
- Шутите, товарищ капитан - ни у кого не был.
- Из вашей комнаты стенд вылетел? И не врать мне - свидетели свидетельствуют факт открытого окна!
- А-а-а, стенд вылетел... Какой такой стенд? Ах 'Доска Почёта'... Что, правда вылетела? Ей богу ничего не знаем, ничего не не видели и не слышали!
А мы и вправду не видели и не слышали, хотя конечно, догадались, что это Сив с бодуна в наше окно стенд выбросил. А вот зачем, поди ты разберись теперь! Может потому что сам там отродясь не висел? В самом деле, не закладывать же Сива, не рассказывать тут Пиночету про Ксюжену и про водку.
Короче, влудил нам Пиночет по три наряда. Вот уж испугал - да на чевтёртом курсе наряды уже совсем формальным наказанием были. Только рано мы радовались - сержанты поумней начкурса оказались. Они разбрелись по комнатам и устроили там перекрёстный допрос. Тех, кто особено запинался, выталкивали в коридор к Рексу, и тот к ним преступал уже как нацист-гестаповец к жертве-коммунисту. Вскоре пара таких 'девочек' раскололась - да, видели, как утром курсант Сивохин снимал стенд со стены. Больше ничего не знаем. А больше ничего и не надо - виновник ясен!
В этот миг Сив спокойненько спал на лавочке в парке, что через дорогу от Кафедры Физиологии. Случилось вот что - мы все перепились, накурили и легли спать, а в Сивову комнату нежданно-негадано приперся кто-то из жильцов. Из тех, кто должен был быть в суточном увольнениии. А Сиву с Ксюженой опять приспичило. Тогда они здраво решили, что это безопасней совершить в комнате, где спят трое в трабадан пьяных мужиков, чем где один трезвый. Тогда они стащили со свободной кровати матрас на пол, чтобы не скрипеть и нас не будить. Утречком они еще раз совершили своё молодое дело, а потом Сив решил устроить Ксюжене экскурсию по расположению курса. Когда дошли до 'Доски Почёта', Ксюжена заметила на ней портрет курсанта Хутиева - ну Хута, своего прежнего дружка. Сиву это не понравилось, вот он и выкинул этот стенд в окно. Ну правда, не знал же он, что в воскресное утро там генерал будет идти! Потом Ксюжена пошла умываться, а Сив взял свою канистрочку и отправился с утреца за пивом всем нам на опохмел.
Он всегда так за пивом ездил - у него был смешной велосипед 'Десна' со здоровыми педалями и маленькими колесиками. На багажник Сив резинками привязывал канистру и ехал на 'Яйца' или в 'Очки'. Перед ближайшией пивной точкой висела здоровая вывеска 'Очки', а за ней сразу два пивных ларька, вот мы их и прозвали так. Чтобы не сильно нарушать воинский порядок, хранил Сив свой велосипедик в лыжной комнате, что в другом конце коридора. Получается, что когда он скатывал свой велосипед по одной лестнице, вся Пиночетовская команда неслась вверх по другой. Внизу в 'будке-аквариуме' дежурного никого не осталось, вот он и вышел незамеченным. А Ксюжена в это время еще одно полезное дело сделала - собрала все пустые бутылки и выкинула их в мусорный бак, что в туалете стоял. Сив пива купил, ну и пару кружечек (а может и не пару) пропустил по случаю. На обратной дороге его с похмелья разморило, вот он и присел чутка вздремнуть на лавочке. А Ксюжена услышала шум в коридоре и тихонечко выглянула - видит к нам в комнату вваливаeтся куча злющих военных. Поняла она, что такое не к добру, и из туалета пробралась в первую попавшуюся комнату, открыла шкаф с шинелями и за ними спряталась. Потом уже, когда нас Рекс и Пиночет трясли, её тайком наряд через задний вход вывел - взяли ключи, якобы мусор выносить, и вывели.
Через часок приходит Сив. Мы на него в гневе - ты зачем, зараза, настенной агитацией в генералов кидаешься? Кстати, генерал сегодня дедом стал - может помилует. Поплёлся Сив к метро. У грузинов купил три гвоздики, пришел обратно на Факультет и стучится в кабинет к Образцу. А тот уже с Серпомолотом там прилично укушанные сидят. Заходит Сив, представляется. Ну генерал и вопрошает, чего там у тебя?
- Товарищ генерал, разрешите поздравить и повиниться! Я, как фотограф четвёртого курса, сегодня переклеивал курсовую 'Доску Почёта'. Клей был ужасно вонюч. Вынужден был отнести стенд на просушку в комнату, где было открыто окно. Курсанты в той комнате спали, я их не будил. Тихонько положил стенд на подоконник и вышел. Однако информирован сокурсниками, что из-за порыва ветра 'Доска Почёта' вылетела из окна вам под ноги. Прошу считать меня единственно виновным в данном происшествии, и готов понести заслуженное наказание!
Генерал уже давно отошел от первоначального стресса, а после посиделок с замполитом и вовсе подобрел. Встал, по-отечески потрепал Сива по макушке, сказал, что уважает смелых, честных и сознательных, а потом отпустил его на все четыре стороны, даже никак не наказав. Правда нам наряды не отменили, ну ничего - Сив нам пива привёз и мы его тоже простили.
БИЦИЛЛИН КАК КАРА БОЖЬЯ
Вроде бы без серьёзных последствий прошла пьянка с Ксюженой. Да хорошо то, что хорошо кончается. На третий день по утру залетает в комнату Сив с воплем 'триппа-а-ак!' Был у нас свой местный урологог - Женька Велиев, был местный микробиолог - Поль. Один клиническое течение мужской гонореи на Кафедре Урологии углублённо изучал, другой ту же гонорею на Кафедере Микробиологии в микроскоп разглядывал, да на питальные среды сеял. Собрали мы неотложный консилиум. Ну еще психиатра, Шурку Журкина позвали, потому что Сив грозился совершить зверское убийство с расчленением. Шура Сива успокоил - может Ксюжена сама о таком казусе не знает, женская гонорея часто молчком протекает, это у мужиков - как в туалет, так в крик. Сив чуть отошёл, клянётся благородство проявить - и себя и Глыбу от триппера вылечить. Главврачём и начмедом такого мероприятия едингласно избрали Хута, самого большого
