мол, тоже записку напишем, вдруг исполнит. Ну давай напишем. А на чём писать? Бумаги то нет!
Принялись мы по карманам шарить. А у меня в кармане рецептурный бланк завалялся. Да вот беда какая - бланк настоящий, с печатью поликлиники Академии. По-моему я его на занятиях по амбулаторной помощи свистнул. Просто так, вдруг какую рецептурную таблетку приспичит выписать - мы же не врачи еще, и своих бланков у нас пока не было. Достали мы эту единственную бумажку, чтоб ручка не проваливалсь, подложили под нее военный билет, и на коленке собираемся на обратной стороне Розенбауму заявку писать. Тут Валерка меня останавливает - Розенбаум, конечно, мужик солидный, но ведь он потом эту писульку в мусорное ведро выкинет, а лицевая сторона с печатями, да не простыми, а еще и с 'бесплаткой' от Министерства Обороны... Пойдет потом кто-нибудь, да на халяву выпишет себе чего-нибудь такого запрещенного. Давай ка ты на лицевой стороне пиши. Но там много не напишешь, сам бланк мешается. Тут Валерка опять шепчет, а ты мол много не пиши, ты просто песню, как рецепт выпиши - может Розенбаум еще азы не забыл, поймет. А на рецептах врач фармацевту исключительно в приказном тоне пишет. Начинаю я в лучших традициях допотпной медицины русские слова с латынью путать: 'Неотложно! Возьми песню 'Утиная Охота', исполни сколько потребуется, как успокоительное средство'.
Сложили мы рецептик и аккуратненько, словно обычную записку, по рядам передали. А у Розенбаума уже времени совсем мало осталось. Он давай записки быстро просматривать, и отвечать лишь на некоторые, да и то односложно. Доходит до нашего рецепта. Прочитал, засунул во внутренний карам пиджака, и говорит: 'А вот это проняло! Военные медики, когда я студентом был - то в вас одних конкурентов видел. Уж сам не знаю чего, но конкурентов. Рецепт в мою коллекцию пойдёт, а тот кто его выписал, после концерта получите своё снадобье согласно прописи. Спиртовый экстракт вас устроит?' А потом раскланялся и ушел за кулисы.
Народ непонимающе плечами пожал, пошептался, да и стал расходиться. Сзади нас и на переднем ряду пришли к одинаковому выводу, мол бард-еврей, всё равно еврей - песни песнями, но видать кому-то какой-то препарат Розенбаум достал. Наверное очень дефицитное лекарство, раз даже в Академии его нет. Народ почти весь разошелся, а мы всё сидим. Потом думаем, ну позвал же мужик, так пошли, вдруг правда споёт. Поднялись на сцену, зашли за кулисы - сидит там Розенбаум на табуретке и суёт свою гитару в футляр. Похоже, что никуда он и не уходил. Рядом какая-то бабуся ему деньги отсчитывает, наверное за встречу с 'автором авторской'. Бабка деньги отсчитала, Розенбаум давай их в тот же карман совать, куда рецепт положил. Потом нас заметил. Прошли мы с ним за занавес, но не тот, который спереди опускается, а тот, что сзади стену занавешивает. А там пылюки! И в той пыли Розенбаумовский дипломат стоит. Следом за нами бабка пришла, извиняйте мол, маэстро, но мне здесь всё надо закрывать. Идите-ка вы через чёрный вход на улицу.
Вышли мы втроем на улицу. Перед ДК еще народ вертится, а сзади никого. Посмотрел Розенбаум вокруг, а день такой хороший... Настоящее бабье лето, солнышко, желтая листва, паутинки летят. Прошли мы сним к Кафедре Физиологии, на ту самую лавочку, где когда-то Сивохин с похмелья спал. Сели, достал Розенбаум из дипломата бутылку 'Андроповки', платмассовый стакан, да с пяток буфетных бутербродов. Хряпнули. Взял Розенбаум гитару, опять посмотрел на хороший день и начал: 'День такой хороший, и старушки крошат...' Потом 'Утиную Охоту' по нашим заявкам, потом про врача, про неотложного, для кого ничего нет невозможного, потом про невропатолога... Почти как второй концерт получился - уж не знаю, что такое на дядьку напало, тот аж подохрип слегка. Мимо проходила группка третьекурсников. Заметили нас, подходят. Мы Розенбаума попросили уже пустую бутылку в дипломат убрать, мол ему-то ничего, а нам от греха подальше. Розенбаум бутылку спрятал, посмотрел на часы - ну ладно, ребята, давайте последнюю песню. Мы все единодушно как заорём: 'Светофоры, дайте визу, едет 'Скорая' на вызов...' Розенбаум и ее спел. Встал, жмёт нам руки, и идёт к своей машине, что возле ДК стоит. Тут один из третьекурсников кричит ему в след: 'А неплохо, ты мужик, песни поёшь! Конечно, с Розенбаумом не сравнить, но всё равно понравилось!'
ЛЕНИНСКИЙ СТИПЕНДИАТ
Пожалуй тут необходим небольшой экскурс в советскую историю. Исключительно для молодого поколения. Обычная стипендия в гражданских ВУЗах Советского Союза была 40 рублей. Если средний балл за сессию выше 4,5 и нет троек, тогда давалась повышенная стипендия в размере 56 рублей. На старших курсах Военно-Медицинской Академии стипендий не было, всем платили стандартное денежное содержание в 95 'рябчиков', плюс 'замкам' 22 рублика сверху, старшине - полтинник. Именные стипухи были приятной доплатой только для избранных студентов и курсантов-гениев. В медицине особо популярной была Павловская стипендия. Она составляла 80 советских рублей и выплачивалась сверху повышенной. Такая стипуха давалась одна на курс по выбору декана (на гражданке) или начальника курса (на военке). Но самой крутой считалась Ленинская стипендия. Она была 120 рублей и давалась только после половины обучения и только тем, у кого одно 'отлично' по всем предметам. В материальном плане, по понятиям СССР, с такими добавками жилось весьма неплохо. Для примера: 0,8 литра приличного грузинского сухого вина шло за 92 копейки, а пачка самых дешевых сигарет 7 копеек, снять комнату в коммуналке Ленинграда было 30 рублей в месяц, отдельную однокомнатную квартиру 50-60, а трехкомнатную в центре максимум за 120, как раз цена равная приплате ленинских стипендиатов. С гражданскими врачами получалась хохма - некоторые из них имели в институтах денег в два раза больше, чем их больничная зарплата по выпуску. Даже наши умники- слушаки с Ленинкой, получив после ВМА лейтенантский эполет, ощущали лишь десятирублевую разницу в денежном довольствии. Но деньги тут были не главное. Главное был престиж! Звание 'ленинский стипендиат' было хорошей визитной карточкой в солидном обществе и пропуском в элитные семьи.
Валера Рябуха, по кличке Студент, никаким особенным стипендиатом не был. Учился неплохо, но четвёрочка проскакивала. Примерно через недельку после посиделок с Розенбаумом вбегает он страшно запыхавшийся к нам в комнату с нелепыми словами: 'Всё! Свершилось! Снимаю крутую четырехкомнатную квартиру в Ленсоветовском доме, с обалденной мебелью, сервизами, японским телевизором и финским холодильником на два года! Обои - бархат, на стенах старые картины, ковры по щиколотку, ванна - утонешь!'
Мы: 'Поди врёшь! Откуда столько денег?'
Студент: 'А я за дешево, всего за 22 рубля в месяц, да и то не хозяйке, а ЖЭКу надо платить. Правда за электричество отдельно. Но все равно больше трояка не набежит. Итого всё удовольствие - четвертной!'
Мы: 'Студент, мож ты съел чего? А мож тебе на Кафедру Психиатрии сходить надо, с дежурным врачeм по душам поговорить?'
Студент: 'Сами в Дурку идите, а я пойду в свои хоромы!'
Мы: 'Так не бывает'.
Студент: 'Бывает! В субботу приглашаю на новоселье. А сейчас вот что - Лом, у тебя мыло раскисшее? Раскисшее - хорошо, давай сюда! Да и мне нужна твоя печатная машинка и побольше испечатанных листков. Ты не выкинул еще свой брак с конкурсной работы по ВНОСу? Теперь Коля. Мне, Колян, нужны твои старые очки и алюминиевая расческа с длинной ручкой, та, что с бытовки первого курса осталась. В субботу, мужики, все отдам, кроме расчески'.
Мы: 'Ну бери, говна не жалко! Только машинка не работает - лента перебита сто раз и не печатает уже. Да и на клавиатуре половина букв западает. А на что тебе все это? Что макулатуру сдать решил и зрение подсело?'
Студент: 'Нет, все в порядке. Печатает машинка или нет, мне без разницы. Главное - чтоб звук был. Подробности в субботу - намечается грандиозная пьянка, там все и расскажу'.
Тогда компьютеров-персоналок не было. Может где какие и были, но не в СССР. Это сейчас - информатика, компьютерная грамотность... Тогда я даже не знал толком, что это такое. Была у меня гордость советской промышленности портативная механическая печатная машинка 'Эврика'. Делали ее где-то в Прибалтике, но надёжности вполне туркменской - сплошные поломки, да даже когда механизм в порядке, печатала она погано - одни буквы жирные, а других почти не видно. Зато звук издавала громче
